Объективность журналиста – лучшая гарантия от коррумпированности прессы
Равиль БУХАРАЕВ, ведущий программы "Радиус"Русской службы Би–Би–Си (г. Лондон)
Одну вещь надо сказать заранее. Многие люди пытаются найти некое соответствие между Британской империей и Российской империей по такой логике: были две империи, и как они переживают свое падение?
Для того, чтобы понять британское общество (такое, каким оно было, а не какое оно сейчас), я расскажу очень важный исторический анекдот, который одновременно является и правдой. В Лондон сейчас приезжает великое множество людей. Лондон – многонациональный город, там много приехавших из Индии, Пакистана, из всего содружества британских наций. Они уже занимают серьезные позиции в бизнесе. И у них, как у многих людей, которые находились под колониальным владычеством, есть много претензий к Британии. Но все они говорят, что единственное, в чем нельзя упрекнуть Британские колониальные власти, это в том, что не было случая (или, по крайней мере, такие случаи были редки), чтобы британский колониальный чиновник где–нибудь когда–нибудь взял взятку. А ведь Британия владела половиной мира. Это, так сказать, "кусок" истории.
Британская пресса. Сразу оговорюсь, что существует два вида прессы. Одна называется "quality press", то есть "качественная пресса". Это большие газеты (не все, правда, большие газеты – несколько), к которым отношение серьезное. И есть масса других, которым нет числа (не обязательно это таблоиды, которые, кстати, очень популярны и расходятся миллионными тиражами), к которым доверия нет и которые исполняют обязанности развлечения. Развлечения, причем, очень разного: есть такой интеллектуальный суррогат для людей, которые не читают "quality press", они читают таблоиды. И таблоидов, конечно, гораздо больше. Это те же самые "Sun", "Express", "Daily Sport" и др.
Вопрос даже не в том, насколько проникают личные, частные, корпоративные интересы в британскую прессу. А то, что они проникают, сомнения не вызывает. На то пресса и существует: никто не пишет, сидя на Луне, и никто не имеет идеала общественной нравственности. Идеал общественной нравственности – там, где золотая середина, где возникает консенсус интересов. Если общество функционирует так, что в нем существует хотя бы минимальное общественное доверие, когда люди способны найти консенсус интересов, тогда это отражается в газетах.
Так, например, Хартия Би–Би–Си, где я работаю уже десять лет определяет совершенно четко, что журналист может, а чего не может. Прежде всего, если возникнет хоть малейшее подозрение (я уже не говорю – доказательство) в том, что журналист имеет свою собственную повестку дня (помимо того, что он обязан делать, а именно – предоставлять достоверную информацию), работать он там не будет. На Би–Би–Си есть специальные дискуссионные программы, где дозволяется высказывать собственные мнения. Но мне как журналисту Би–Би–Си не положено его иметь вообще. У меня его нет. У меня есть информация: мнение одного человека и мнение другого человека, или мнение одной группы людей и мнение другой группы людей. Я обязан в любой своей программе и в тех программах, которые я редактирую, обязательно уравновесить эти мнения, как бы они ни выглядели, при всей очевидности того, что происходит. Следовательно, я не могу дать одного человека, который что–то утверждает, и тут же не уравновесить его другим, который утверждает диаметрально противоположное. Но вопрос заключается в том, что при этом нужно дать так много информации, относящейся к делу, обладать таким уважением к своему читателю или слушателю, чтобы он сам сделал вывод по той проблеме, которая обсуждается. Такой подход, на самом деле, на 99 процентов ограничивает любое возможное злоупотребление журналиста тем, что он делает, потому что своего мнения он не высказывает.
Когда смотришь на российскую прессу, не видишь ничего, кроме собственных мнений. А если это так, то здесь нет никакого ограничителя коррупции, что бы мы об этом ни говорили. Если нет первоначальной позиции, что твое мнение здесь никого не интересует, что ты существуешь для того, чтобы передавать информацию, которая важна людям именно своей достоверностью, а не своей развлекательностью, тогда все разговоры просто бесполезны. Хотя, казалось бы, как все просто – создать Кодекс журналиста, который просто осознал бы, что он существует не для того, чтобы самовыражаться (для этого существуют другие возможности – литература, например), а для того, чтобы давать информацию.
Газеты люди покупают, подписываются на них и относятся к ним каким–то образом именно потому, что эта газета имеет доверие у читателя. Достаточно газете "проколоться" один раз, к ней теряется доверие, и газета уходит из поля зрения. Если я беру, например, газету "Sun", то знаю изначально, что не верю абсолютно ничему, что там пишут. Хотя это интересно, развлекательно, она постоянно судится с кем–то. Но тот принцип, о котором я рассказал, – это единственный принцип, который может в какой–то степени обезопасить от возможности собственной повестки дня для журналиста, или от того, чтобы его использовали для чего–то.
Я не говорю, что британский мир (и вообще, весь западный мир прессы) – это мир идеальный. Конечно же, он не идеален, потому что везде живут люди, и у людей изначально существует собственное мнение, существуют собственные повестки дня (на то они и люди). Поэтому, когда речь идет об очень уж серьезных вещах, когда задеваются интересы людей, корпораций, групп людей, которые действительно владеют миром, прозрачность кончается, и идет некий туман.
Приведу один пример. Год назад пошли разговоры о Международном валютном фонде, и французские газеты стали печатать кое–что о том, что глава Фонда позволил себе какие–то решения, которые были явно продиктованы не интересами объективности. Прошла эта статья. Мы в нашей программе дали материал по этому поводу именно так, как я вам сказал, то есть, был представитель газеты, был представитель Фонда, и попытались уравновесить их позиции. Но, тем не менее, нам стали звонить из штаб–квартиры Международного валютного фонда с претензиями.
Структурно, конечно, это касается непосредственно редактора каждой конкретной передачи. У нас на Би–Би–Си все просто. Существует менеджмент, существуют различные градации, иерархия какая–то. Но, на самом деле, я несу полнейшую ответственность (не будучи никем, кроме как сменным редактором) за двадцать пять минут своей передачи, абсолютно за каждое слово, которое в ней сказано. Неважно, сказал его я сам или сказал человек, не имеющий ко мне ни малейшего отношения. Баланс передачи, ее достоверность – полностью на моей ответственности. И это, наверное, в определенной степени разумно.
Из всего, что я хотел сказать, главное – это то, что существуют очень простые вещи, с помощью которых можно хотя бы ограничить возможность использования средств массовой информации в чьих–то интересах.
Когда мы говорим о коррумпированности российского общества, мы преподносим это так, как будто мы знаем, каким это общество должно быть. На самом деле, мы не знаем, каким это общество должно быть. То, что мы имеем сейчас, никто не привез в чемодане и не распространил здесь. Это – результат эволюции общества, пусть эволюции со знаком "минус", но той эволюции, которую мы имели десять лет. Общество жило так, чтобы жить. Жизнь остановить нельзя.
Пусть это будет парадоксально, но я считаю, что журналистскую корпоративность можно выработать только одним консенсусом на данном этапе существования российского общества и российской демократии. А это значит – не высказывать собственных мнений на страницах газет, а только оперировать фактами, доводить до читателя, зрителя, слушателя информацию.
4
