Создать свою тему оформления
0
ЛЕОНИД ЖУХОВИЦКИЙ:
БУДЬ У МЕНЯ ДЕНЬГИ – КУПИЛ БЫ ЛУВР
Леонид ЖУХОВИЦКИЙ – прозаик, драматург, публицист. Автор многих книг, пьес. Переводился на сорок иностранных языков. Лауреат литературных премий. Секретарь Союза писателей Москвы.
- Леонид Аронович, поговорим о сегодняшней Москве, но с оглядкой на начало 90-х.
- Оглянусь, пожалуй, лет на двадцать назад. Однажды я возвращался из Лондона в Москву. Наша туристическая группа ехала в автобусе из Шереметьева по моей любимой улице Горького. Но поскольку перед глазами все еще стоял Лондон, я вдруг увидел, что мы едем по району трущоб: облупившаяся штукатурка, делающая дома старыми развалинами, тусклый свет, отвратительные мостовые с гигантскими выбоинами. Я уже не говорю о временах моего детства – тогда Москва была городом бараков и подвалов. Мы жили с родителями и бабушкой вчетвером в одной комнате в коммуналке, в подвале, где было 9 комнат и жило 32 человека.
За последнее десятилетие Москва неузнаваемо похорошела. Город выглядит как европейская столица. И не только центр. В то же время с каждым годом жизнь в Москве осложняется...
- С парадоксальных заявлений начинаете?..
- Жизнь полна парадоксов. Да, город становится лучше, а жизнь в нем становится хуже. Именно хуже! Если мы этого не поймем, то лет через пять Москва станет гигантской трущобой, но уже не за счет домов-развалин, а за счет тесноты, шума и смога.
Вспоминаю один из самых страшных городов, которые я видел в своей жизни, - Калькутту. Это культурный центр Индии. По улицам люди там идут буквально плечом к плечу. А водители автобусов специально нанимают мальчишек, которые висят на передней подножке и орут: «Пропустите! Освободите дорогу!» Эти автобусы еле ползут. Похоже, Москва движется в том же направлении. И дело не только в том, что в Москве уже около 3 млн. машин...
Известен эффект острова Гернси – это маленький остров между Англией и Францией, там живет популяция низкорослых оленей. Когда оленей становится очень много, то без всяких внешний причин в популяции начинается мор. И вымирают олени до определенной численности. Потом популяция вновь растет...
Так вот я думаю, что не только оленям, но и людям нужно пространство для жизни. Скажем, в том же Лондоне есть такие пространства. Там много просторных парков. Кроме того, Лондон на три четверти состоит из маленьких частных домов, которые человека не угнетают.
Небоскребы, растущие в жилых кварталах Москвы, угнетают. И если этот процесс решительно не остановить, то Москва лет через пять потеряет свою ценность как пространство для жизни. Да, в Москве будет много элитных домов, но жить в них станет необычайно тяжело. В западном мире хорошо известна эта проблема большого города. Нам пора учиться на чужих ошибках. Вот, скажем, наш микрорайон...
- Один, кстати, из привилегированных...
- И один из разумно построенных. Сегодня я смотрю в окно и вижу небольшой зеленый дворик, старые липы и тополя. На другой стороне дома еще один дворик – там гуляют бабушки с внуками, детская площадка, рядом детский садик со своей уютной территорией. И вот все это оказалось под угрозой, потому что какая-то компания закрыла детский садик, и, как говорят, на этом месте хочет построить несколько жилых башен и гаражи. Если это случится, то жизнь в этом маленьком квартале станет невыносимой. И такое происходит в Москве сплошь и рядом. Мой друг живет рядом с Чапаевским парком. От парка отгрызли огромный кусок – где был когда-то стадион – и строят восьмую московскую высотку, «Триумф-палас». Сотни квартир. Тысячи людей. Огромное количество машин, которые погубят зелень вокруг. Я на эти башни насмотрелся в Буэнос-Айресе. Они торчат как карандаши посреди городских кварталов. Повернуться негде. Как там живут люди – не представляю. Боюсь, в Москве останется несколько маленьких районов – типа Серебряного бора – для знати, а все остальные районы – и для людей малообеспеченных, и для людей обеспеченных – станут невыносимыми для жизни.
Я понимаю, что строительным фирмам выгоднее строить дома в уже обжитых районах, рядом с метро, где вся инфраструктура. Дешевле обойдется строительство, и дороже будут квартиры. Но жить, повторяю, станет невозможно.
У Москвы еще одна крайне тяжелая проблема. Москва не строилась, а росла. И выросла она очень бестолково: все магистрали и все линии метро проходят через центр. И чтобы, скажем, проехать на метро от Сокола до Октябрьского поля, надо ехать через центр – что есть абсолютное изуверство. В Лондоне городское метро похоже на школьный тетрадный листок в клеточку: много разных вариантов – можно выбрать короткий путь. У нас же все вынуждены толкаться в центре. Перейдешь со станции Охотный ряд на станцию Театральная, и ты уже устал, ты уже зол, потому что в этой толпе все вокруг тебя раздражают, и ты всех раздражаешь – слишком тесно.
И, мне кажется, с этим явлением надо бороться решительно и беспощадно...
- Однако картину вы нарисовали, прямо скажем, мрачную. Но кто согласится жить в этих элитных домах? Богатые люди за городом себе дома строят. И как вы предлагаете «бороться»?..
- У нас за спиной по крайней мере 80 лет абсолютной нищеты. Если молодоженам давали комнатку в бараке или в общежитии без всяких удобств – они были счастливы. Мы привыкли к этому. Даже у богатых людей не изменилась психология. Они могут купить элитную квартиру в этом непригодном для жизни районе. Но пройдет немного времени, и они разберутся – станут продавать эти квартиры и бежать за город. Перестанут вкладывать деньги в Москву. И Москва как единый организм начнет разваливаться.
Считаю, что московские власти должны отдавать себе отчет в этом. Социальный взрыв может произойти совсем не там, где его ждут. Не от голода и нищеты – в Москве нищих людей не больше, чем в Буэнос-Айресе и уж точно гораздо меньше, чем в Калькутте или Бомбее. Но когда жизнь людей станет невыносимой, у них начнет развиваться гигантский психологический стресс, который выливается в безотчетную агрессивность. Когда-то вечером можно было поехать в центр, чтобы просто погулять – сейчас это немыслимо. Сейчас от метро «Аэропорт» доехать до Арбата – тяжелое предприятие: пробки страшные, добираешься полтора часа. Метро забито.
Я понимаю все сложности проблемы. На западе большие города теряют население – люди переезжают в пригороды. В малые города. Надо, наконец, ограничить численность населения Москвы...
- Леонид Аронович, вы все-таки не ответили на мой вопрос. Что за словами «бороться», «ограничить»? Что нужно сделать, чтобы Москва не становилась тесной и неуютной?
- Нужно категорически запретить строительство внутри кварталов. В кварталах должны быть не только дома, но и детские сады, скверы, парки, спортплощадки. Надо ужесточить градостроительные нормы. Если раньше один дом от другого ставили в 40 метрах, то надо увеличить до 60 метров. Людям нужно пространство для жизни. Нужны очень жесткие законы. Иначе москвичи начнут вымирать, как вымирают олени на острове Гернси...
- Но строить новое жилье нужно – прежде всего для того, чтобы москвичи улучшали свои жилищные условия...
- Бесспорно, делать это надо. Но ни для кого не секрет, что 70 процентов новых квартир покупают не москвичи. Поэтому стремительно меняется состав населения Москвы. И это еще одна тяжелая проблема.
- Какие изменения вы имеете в виду?
- Только не этнический состав! Часто говорят: вот, куда ни ткнись – одни азербайджанцы или армяне. Мне противно это слушать. Это граждане России, которые имеют право жить там, где они хотят.
Я имею в виду колоссальные изменения, происходящие в культурном пласте столицы. Например, из театров ушел традиционный театральный зритель. Туда идет иной зритель – любитель развлечений. Десять раз он сходил в казино или ресторан, но один раз ему надо выйти, допустим, в театр или на какую-то заезжую звезду. В театр он идет посмеяться. Или на клубничку. Поэтому не случайно изменился репертуар театров. Руководители театров резонно говорят: мы выпускаем то, что пользуется спросом. Дело в том, что московская театральная публика, которая подпитывала великие спектакли прошлых десятилетий, она или по возрасту ушла, или переселилась в спальные районы, откуда сейчас съездить в театр почти невозможно из-за причин, о которых мы говорили. А посмотрите, какие книги сейчас наиболее популярны: детективы и никчемные любовные романы, где ни любви, ни романа. Изменилось представление о ценностях. Изменился облик москвичей. И вот этот культурный слой, который был некоей замечательной особенностью Москвы и который тянул за собой всех остальных, оказался очень размыт. Сейчас говорят: наука в бедственном положении – денег мало выделяют. Правда только наполовину, на другую половину – вранье. Сильная творческая наука нуждается в определенной культурной среде. Известно, что Эйнштейн в свое время сказал, что Достоевский дал ему больше, чем Гаусс. Наши великие ученые – такие как Иоффе, Ландау, Курчатов, Александров, Арцимович – были людьми культурными. Они были великолепно образованы, грамотно говорили по-русски. И росли не только на Пушкине и Блоке, но и на Пастернаке, на Окуджаве, Галиче, Заболоцком, Ахматовой, Высоцком. У них была культурная подпитка. Не уверен, что ученые, выросшие на Марининой и Алене Апиной, способны что-либо серьезное изобрести, хоть осыпь их деньгами. Нет творческого состояния без культурной среды...
- Хочу внести мажорную ноту в наш разговор. Не все так плохо. Давеча я прочитал о том, как одного человека, занимающегося вывозом мусора в Калуге, обидело, что разворовали местную фабрику музыкальных инструментов. Он купил руины, собрал остатки оборудования, и начал делать пианино. А через год получил в Париже золотую «медаль Наполеона» - за особые успехи в экономике. Их пианино, по мнению знающих людей, звучит лучше рояля «Ямаха». В России по-прежнему много талантливых людей...
- Очень много. И я совсем не в миноре. Я оптимист. Меня многое радует. Меня радует, например, то, что у нас появились свои богатые люди, толковые предприниматели, которые сумели заработать миллионы в долларах. С ними мы редко общаемся – у нас разные компании. Но я знаю таких – это люди колоссального таланта. Скажем, покойный Саша Паникин. Мы с ним дружили – это был замечательный человек. У него трудилось три тысячи рабочих, и все хорошо зарабатывали. И продукция хорошо продавалась. Или Анатолий Климин – талантливый человек. Ведь он – мальчишка из бараков на окраине Уфы. У него огромный природный талант и фантастическая работоспособность. Меня восхищает и то, что когда на аукционе продавали картину Малевича «Черный квадрат» стоимостью в миллион долларов, «олигарх» Потанин купил ее и передал в Эрмитаж. Если бы у меня были деньги, я бы купил Лувр. Пусть знают, что Россия не страна нищих...
- Вы верите, что Россия выберется из нищеты в масштабах широких масс?
- Уже выбралась. Нищие есть во всех странах. И в Америке тоже. Известно, что пять процентов населения в любой западной стране не работает и никогда не будет работать – не хотят. У нас таких людей больше. Потому что всех развратила советская система. Не надо было работать. Надо было либо в начальство пробиваться, либо холуйствовать перед начальством, либо воровать.
Сейчас нищеты нет. Мы забыли о колбасных поездах, забыли, что такое гнилая картошка, что такое ботинки, которые никто никогда не купит. Качество продукции, выпускаемой у нас, гигантски изменилось. Люди научились зарабатывать. Деньги дают человеку независимость. Защищают его. В какой-то мере наши крупные предприниматели – есть некая гарантия нашей экономической и социальной стабильности. В стране появляются островки благополучия. На «Норильском никеле» зарплата рабочих от тысячи долларов и выше. Островок благополучия. Я летал в Томск. Город меня поразил. Он замечательно развивается. В магазинах все то же самое, что в Москве. Хорошая гостиница. Прекрасные кафе и рестораны. Пять университетов. Люди спокойные.
Чем больше таких островков – оазисов, – тем лучше: дай время, и они сольются в единую систему. Поэтому нам нужны не 10 миллиардеров, а сотни. И тысячи миллионеров. Сегодня предприниматель, не имеющий значительных капиталов, не может осуществить крупный проект: не построит большой завод, не проведет нефтепровод.
Обратите внимание: среди самых успешных предпринимателей нет тех, кто разворовал собственность. Собственность разворовали партийные работники и красные директора. Но не смогли ее удержать, потому что не умели работать в условиях конкуренции. Сегодня им на смену приходят люди моложе, энергичнее...
Но пока у нас сохранилась одна гигантская несправедливость. Во всех странах пожилые люди материально живут лучше, чем молодые. У нас резко наоборот...
- Какая особенность Москвы вам греет душу?
- Когда-то мой приятель художник Павел Бунин, которого здесь буквально затравили, решил уехать. Уезжал он в Австрию. И сказал мне: «Поедем вместе». Я ответил: «Из России не уеду». – «Почему?» – «Потому что таких девчонок, как в Москве, я нигде не найду». Всю жизнь меня грела и греет до сих пор одна особенность столицы – московские женщины. Это совершенно особый тип женщин: они талантливы, ярки, внутренне свободны. Они, наконец, открыты для любви. Они мечтают о любви больше, чем о деньгах. Так что именно это в Москве меня греет больше всего! Когда я смотрю на студентов, на молодежь, на ребят за рулем Мерседеса и BMW, я искренне радуюсь, что они живут гораздо лучше, чем я. И уверен: их дети будут жить еще лучше...
БУДЬ У МЕНЯ ДЕНЬГИ – КУПИЛ БЫ ЛУВР
Леонид ЖУХОВИЦКИЙ – прозаик, драматург, публицист. Автор многих книг, пьес. Переводился на сорок иностранных языков. Лауреат литературных премий. Секретарь Союза писателей Москвы.
- Леонид Аронович, поговорим о сегодняшней Москве, но с оглядкой на начало 90-х.
- Оглянусь, пожалуй, лет на двадцать назад. Однажды я возвращался из Лондона в Москву. Наша туристическая группа ехала в автобусе из Шереметьева по моей любимой улице Горького. Но поскольку перед глазами все еще стоял Лондон, я вдруг увидел, что мы едем по району трущоб: облупившаяся штукатурка, делающая дома старыми развалинами, тусклый свет, отвратительные мостовые с гигантскими выбоинами. Я уже не говорю о временах моего детства – тогда Москва была городом бараков и подвалов. Мы жили с родителями и бабушкой вчетвером в одной комнате в коммуналке, в подвале, где было 9 комнат и жило 32 человека.
За последнее десятилетие Москва неузнаваемо похорошела. Город выглядит как европейская столица. И не только центр. В то же время с каждым годом жизнь в Москве осложняется...
- С парадоксальных заявлений начинаете?..
- Жизнь полна парадоксов. Да, город становится лучше, а жизнь в нем становится хуже. Именно хуже! Если мы этого не поймем, то лет через пять Москва станет гигантской трущобой, но уже не за счет домов-развалин, а за счет тесноты, шума и смога.
Вспоминаю один из самых страшных городов, которые я видел в своей жизни, - Калькутту. Это культурный центр Индии. По улицам люди там идут буквально плечом к плечу. А водители автобусов специально нанимают мальчишек, которые висят на передней подножке и орут: «Пропустите! Освободите дорогу!» Эти автобусы еле ползут. Похоже, Москва движется в том же направлении. И дело не только в том, что в Москве уже около 3 млн. машин...
Известен эффект острова Гернси – это маленький остров между Англией и Францией, там живет популяция низкорослых оленей. Когда оленей становится очень много, то без всяких внешний причин в популяции начинается мор. И вымирают олени до определенной численности. Потом популяция вновь растет...
Так вот я думаю, что не только оленям, но и людям нужно пространство для жизни. Скажем, в том же Лондоне есть такие пространства. Там много просторных парков. Кроме того, Лондон на три четверти состоит из маленьких частных домов, которые человека не угнетают.
Небоскребы, растущие в жилых кварталах Москвы, угнетают. И если этот процесс решительно не остановить, то Москва лет через пять потеряет свою ценность как пространство для жизни. Да, в Москве будет много элитных домов, но жить в них станет необычайно тяжело. В западном мире хорошо известна эта проблема большого города. Нам пора учиться на чужих ошибках. Вот, скажем, наш микрорайон...
- Один, кстати, из привилегированных...
- И один из разумно построенных. Сегодня я смотрю в окно и вижу небольшой зеленый дворик, старые липы и тополя. На другой стороне дома еще один дворик – там гуляют бабушки с внуками, детская площадка, рядом детский садик со своей уютной территорией. И вот все это оказалось под угрозой, потому что какая-то компания закрыла детский садик, и, как говорят, на этом месте хочет построить несколько жилых башен и гаражи. Если это случится, то жизнь в этом маленьком квартале станет невыносимой. И такое происходит в Москве сплошь и рядом. Мой друг живет рядом с Чапаевским парком. От парка отгрызли огромный кусок – где был когда-то стадион – и строят восьмую московскую высотку, «Триумф-палас». Сотни квартир. Тысячи людей. Огромное количество машин, которые погубят зелень вокруг. Я на эти башни насмотрелся в Буэнос-Айресе. Они торчат как карандаши посреди городских кварталов. Повернуться негде. Как там живут люди – не представляю. Боюсь, в Москве останется несколько маленьких районов – типа Серебряного бора – для знати, а все остальные районы – и для людей малообеспеченных, и для людей обеспеченных – станут невыносимыми для жизни.
Я понимаю, что строительным фирмам выгоднее строить дома в уже обжитых районах, рядом с метро, где вся инфраструктура. Дешевле обойдется строительство, и дороже будут квартиры. Но жить, повторяю, станет невозможно.
У Москвы еще одна крайне тяжелая проблема. Москва не строилась, а росла. И выросла она очень бестолково: все магистрали и все линии метро проходят через центр. И чтобы, скажем, проехать на метро от Сокола до Октябрьского поля, надо ехать через центр – что есть абсолютное изуверство. В Лондоне городское метро похоже на школьный тетрадный листок в клеточку: много разных вариантов – можно выбрать короткий путь. У нас же все вынуждены толкаться в центре. Перейдешь со станции Охотный ряд на станцию Театральная, и ты уже устал, ты уже зол, потому что в этой толпе все вокруг тебя раздражают, и ты всех раздражаешь – слишком тесно.
И, мне кажется, с этим явлением надо бороться решительно и беспощадно...
- Однако картину вы нарисовали, прямо скажем, мрачную. Но кто согласится жить в этих элитных домах? Богатые люди за городом себе дома строят. И как вы предлагаете «бороться»?..
- У нас за спиной по крайней мере 80 лет абсолютной нищеты. Если молодоженам давали комнатку в бараке или в общежитии без всяких удобств – они были счастливы. Мы привыкли к этому. Даже у богатых людей не изменилась психология. Они могут купить элитную квартиру в этом непригодном для жизни районе. Но пройдет немного времени, и они разберутся – станут продавать эти квартиры и бежать за город. Перестанут вкладывать деньги в Москву. И Москва как единый организм начнет разваливаться.
Считаю, что московские власти должны отдавать себе отчет в этом. Социальный взрыв может произойти совсем не там, где его ждут. Не от голода и нищеты – в Москве нищих людей не больше, чем в Буэнос-Айресе и уж точно гораздо меньше, чем в Калькутте или Бомбее. Но когда жизнь людей станет невыносимой, у них начнет развиваться гигантский психологический стресс, который выливается в безотчетную агрессивность. Когда-то вечером можно было поехать в центр, чтобы просто погулять – сейчас это немыслимо. Сейчас от метро «Аэропорт» доехать до Арбата – тяжелое предприятие: пробки страшные, добираешься полтора часа. Метро забито.
Я понимаю все сложности проблемы. На западе большие города теряют население – люди переезжают в пригороды. В малые города. Надо, наконец, ограничить численность населения Москвы...
- Леонид Аронович, вы все-таки не ответили на мой вопрос. Что за словами «бороться», «ограничить»? Что нужно сделать, чтобы Москва не становилась тесной и неуютной?
- Нужно категорически запретить строительство внутри кварталов. В кварталах должны быть не только дома, но и детские сады, скверы, парки, спортплощадки. Надо ужесточить градостроительные нормы. Если раньше один дом от другого ставили в 40 метрах, то надо увеличить до 60 метров. Людям нужно пространство для жизни. Нужны очень жесткие законы. Иначе москвичи начнут вымирать, как вымирают олени на острове Гернси...
- Но строить новое жилье нужно – прежде всего для того, чтобы москвичи улучшали свои жилищные условия...
- Бесспорно, делать это надо. Но ни для кого не секрет, что 70 процентов новых квартир покупают не москвичи. Поэтому стремительно меняется состав населения Москвы. И это еще одна тяжелая проблема.
- Какие изменения вы имеете в виду?
- Только не этнический состав! Часто говорят: вот, куда ни ткнись – одни азербайджанцы или армяне. Мне противно это слушать. Это граждане России, которые имеют право жить там, где они хотят.
Я имею в виду колоссальные изменения, происходящие в культурном пласте столицы. Например, из театров ушел традиционный театральный зритель. Туда идет иной зритель – любитель развлечений. Десять раз он сходил в казино или ресторан, но один раз ему надо выйти, допустим, в театр или на какую-то заезжую звезду. В театр он идет посмеяться. Или на клубничку. Поэтому не случайно изменился репертуар театров. Руководители театров резонно говорят: мы выпускаем то, что пользуется спросом. Дело в том, что московская театральная публика, которая подпитывала великие спектакли прошлых десятилетий, она или по возрасту ушла, или переселилась в спальные районы, откуда сейчас съездить в театр почти невозможно из-за причин, о которых мы говорили. А посмотрите, какие книги сейчас наиболее популярны: детективы и никчемные любовные романы, где ни любви, ни романа. Изменилось представление о ценностях. Изменился облик москвичей. И вот этот культурный слой, который был некоей замечательной особенностью Москвы и который тянул за собой всех остальных, оказался очень размыт. Сейчас говорят: наука в бедственном положении – денег мало выделяют. Правда только наполовину, на другую половину – вранье. Сильная творческая наука нуждается в определенной культурной среде. Известно, что Эйнштейн в свое время сказал, что Достоевский дал ему больше, чем Гаусс. Наши великие ученые – такие как Иоффе, Ландау, Курчатов, Александров, Арцимович – были людьми культурными. Они были великолепно образованы, грамотно говорили по-русски. И росли не только на Пушкине и Блоке, но и на Пастернаке, на Окуджаве, Галиче, Заболоцком, Ахматовой, Высоцком. У них была культурная подпитка. Не уверен, что ученые, выросшие на Марининой и Алене Апиной, способны что-либо серьезное изобрести, хоть осыпь их деньгами. Нет творческого состояния без культурной среды...
- Хочу внести мажорную ноту в наш разговор. Не все так плохо. Давеча я прочитал о том, как одного человека, занимающегося вывозом мусора в Калуге, обидело, что разворовали местную фабрику музыкальных инструментов. Он купил руины, собрал остатки оборудования, и начал делать пианино. А через год получил в Париже золотую «медаль Наполеона» - за особые успехи в экономике. Их пианино, по мнению знающих людей, звучит лучше рояля «Ямаха». В России по-прежнему много талантливых людей...
- Очень много. И я совсем не в миноре. Я оптимист. Меня многое радует. Меня радует, например, то, что у нас появились свои богатые люди, толковые предприниматели, которые сумели заработать миллионы в долларах. С ними мы редко общаемся – у нас разные компании. Но я знаю таких – это люди колоссального таланта. Скажем, покойный Саша Паникин. Мы с ним дружили – это был замечательный человек. У него трудилось три тысячи рабочих, и все хорошо зарабатывали. И продукция хорошо продавалась. Или Анатолий Климин – талантливый человек. Ведь он – мальчишка из бараков на окраине Уфы. У него огромный природный талант и фантастическая работоспособность. Меня восхищает и то, что когда на аукционе продавали картину Малевича «Черный квадрат» стоимостью в миллион долларов, «олигарх» Потанин купил ее и передал в Эрмитаж. Если бы у меня были деньги, я бы купил Лувр. Пусть знают, что Россия не страна нищих...
- Вы верите, что Россия выберется из нищеты в масштабах широких масс?
- Уже выбралась. Нищие есть во всех странах. И в Америке тоже. Известно, что пять процентов населения в любой западной стране не работает и никогда не будет работать – не хотят. У нас таких людей больше. Потому что всех развратила советская система. Не надо было работать. Надо было либо в начальство пробиваться, либо холуйствовать перед начальством, либо воровать.
Сейчас нищеты нет. Мы забыли о колбасных поездах, забыли, что такое гнилая картошка, что такое ботинки, которые никто никогда не купит. Качество продукции, выпускаемой у нас, гигантски изменилось. Люди научились зарабатывать. Деньги дают человеку независимость. Защищают его. В какой-то мере наши крупные предприниматели – есть некая гарантия нашей экономической и социальной стабильности. В стране появляются островки благополучия. На «Норильском никеле» зарплата рабочих от тысячи долларов и выше. Островок благополучия. Я летал в Томск. Город меня поразил. Он замечательно развивается. В магазинах все то же самое, что в Москве. Хорошая гостиница. Прекрасные кафе и рестораны. Пять университетов. Люди спокойные.
Чем больше таких островков – оазисов, – тем лучше: дай время, и они сольются в единую систему. Поэтому нам нужны не 10 миллиардеров, а сотни. И тысячи миллионеров. Сегодня предприниматель, не имеющий значительных капиталов, не может осуществить крупный проект: не построит большой завод, не проведет нефтепровод.
Обратите внимание: среди самых успешных предпринимателей нет тех, кто разворовал собственность. Собственность разворовали партийные работники и красные директора. Но не смогли ее удержать, потому что не умели работать в условиях конкуренции. Сегодня им на смену приходят люди моложе, энергичнее...
Но пока у нас сохранилась одна гигантская несправедливость. Во всех странах пожилые люди материально живут лучше, чем молодые. У нас резко наоборот...
- Какая особенность Москвы вам греет душу?
- Когда-то мой приятель художник Павел Бунин, которого здесь буквально затравили, решил уехать. Уезжал он в Австрию. И сказал мне: «Поедем вместе». Я ответил: «Из России не уеду». – «Почему?» – «Потому что таких девчонок, как в Москве, я нигде не найду». Всю жизнь меня грела и греет до сих пор одна особенность столицы – московские женщины. Это совершенно особый тип женщин: они талантливы, ярки, внутренне свободны. Они, наконец, открыты для любви. Они мечтают о любви больше, чем о деньгах. Так что именно это в Москве меня греет больше всего! Когда я смотрю на студентов, на молодежь, на ребят за рулем Мерседеса и BMW, я искренне радуюсь, что они живут гораздо лучше, чем я. И уверен: их дети будут жить еще лучше...
Василий ДВОРЫКИН
(«Московская среда»)
