ГДЕ НАЙТИ АЛИСУ?
В спектакле, о котором пойдет речь, сплошная путаница и сплошные превращения, подстерегающие каждого, кто вслед за Алисой провалится в кроличью нору. Поэтому, прежде чем спускаться за нашей героиней в сказку, попробуем обнаружить чудесные превращения наяву – ведь в жизни они тоже есть.
Превращение первое.
В октябре 1979 года молодежная газета писала о Событии с большой буквы, которое произошло в театре Ленинского комсомола. Имя этому Событию: комедия Е. Шварца «Дракон», поставленная бывшим главным режиссером С. Таюшевым.
Тогда же появились «Ричард-III», «Этой ночью в Нью-Йорке», чуть позже – «Две стрелы», «РВС» и другие спектакли, шедшие с неизменным успехом у зрителя.
И успехом этим театр обязан одному очень важному превращению: театр перешел на малую сцену. Он словно почувствовал усталость от привычного контакта с публикой через большую сцену, и продолжил ее малой – вынес прямо в зрительный зал... Вот уже и шаг в Алисину Чудесную страну: сцена уменьшилась, связь со зрителем «увеличилась»: на малой сцене публику согревает интимный контакт с исполнителем.
Так, благодаря нехитрому, на первый взгляд, – всего-то сцену вынесли в зал – превращению театр юного зрителя стал интересней, приобрел свое лицо...
Превращение второе.
А точнее – это некоторые уточнения перед превращением, которое нам предстоит сделать. Дело в том, что там, в кроличьей норе, куда мы сейчас спустимся вслед за Алисой, все так, как в этом мире. То есть, все внешне так, но вот поступки действующих лиц там приобретают какой-то иной смысл, а слова героев воспринимаются иначе, чем в «настоящей» жизни. В этом мы, конечно, убедимся сами. А пока скажем только одно: такие чудесные превращения происходят лишь по «вине» одного человека: Льюиса Кэрролла, пользующегося славой короля бессмыслицы? Он эту славу заслужил. «Он не только учил детей стоять на голове, – писал о Кэрролле Честертон. – Он учил ученых стоять на голове». Поэтому давайте почувствуем себя немножко детьми, немножко учеными и – вперед... вниз головой в кроличью нору!..
Сколько здесь всего! И сколько всех! Болванщик и мышь Соня, Мартовский Заяц и Черепашка Квази, Грифон и Чеширский Кот, Герцогиня и ящерка Билль, Кухарка и Лягушонок. А вещи то увеличиваются, то уменьшаются... Да нет же, это Алиса то увеличивается, то уменьшается...
Чудеса?
Никаких чудес!
В жизни разве не так? Разве мы, говоря языком Алисы, во все можем «влезть»? И до всего ли можем дотянуться? Иногда мы (или наши понятия?) оказываемся чересчур большими, а нечто кажется нам таким мелким, что нужно уменьшиться, чтобы разглядеть это нечто. Или, наоборот: видим только часть целого. А чтоб увидеть само целое – надо увеличиться.
Только, оказывается, и этот процесс – увеличения и уменьшения контролировать нужно: можно ведь так уменьшиться, что и вовсе исчезнуть. А если не знать меры в увеличении, то не только дом сломать можно, но и такого наломать...
И это нам демонстрирует Алиса.
И об этом говорит Кэрролл.
На сцене сплошные загадки. Голова кругом идет. Но давайте остановим это головокружение и вспомним: такое ли чудо эти загадки? Сколько себя помним – загадки постоянно сопровождают нашу жизнь. Детство вспомним, русские народные сказки.
Так что ничего удивительного. И нелепиц там, в сказках, не меньше, чем у Кэрролла. Вот и выходит, что привычные мы к загадкам. А вот к отгадкам – не всегда. Потому что иногда такое встречается...
Вот, например, Алисе мышь Соня рассказала о сестрицах, живущих в колодце. «Как сестрицы жили в киселе? – недоумевает Алиса. – И почему?» – «Потому что они были кисельные барышни», – отвечает Соня.
Очень просто, оказывается: выдумал новое слово – и ответ готов! Все объяснено. И, поди, докажи, что кисельных барышень не бывает. Да и кому доказывать? Болванщику? Или Мартовскому Зайцу, который тоже не в своем уме?
Алиса, может быть, потому помалкивает, что к этому времени начинает догадываться, что бесполезно задавать вопросы, на которые все равно не получить ответ...
«Абсурд какой-то!» —скажет невнимательный читатель, читая книгу.
«Чушь!» — скажет невнимательный зритель, посмотрев спектакль.
И ошибется. Потому что невнимательный.
В абсурде Кэрролла строгая, почти математическая система. «Едят ли кошки мошек?.. Едят ли мошки кошек?» – твердит сонная Алиса, меняя действующих лиц местами. «Вот судья, – размышляет она в сцене суда, переворачивая причину и следствие. – Раз в парике, значит, судья». И все-все герои в этой Чудесной стране мыслят именно так, извлекая из привычных слов самый неожиданный смысл. Так, например, в одной из лучших сцен Черепашка Квази рассказывает о жизни на Дне Морском. Вот забавная головоломка из этого рассказа.
Черепашка: — Учителем у нас был старик Черепаха. Мы его звали Спрутиком,
Алиса: Зачем же вы его звали Спрутиком, если на самом деле он был не Спрутиком, а Черепахой?
Черепашка: Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком.
Зритель хохочет. Зритель все понял...
И, все-таки, автору этих заметок довелось услышать, как, пожимая плечами, очень завзятые театралы сокрушенно сетовали: все так тонко прониклись ролями (речь шла об актерах), но Алиса?.. Алисы совершенно нет на сцене. Она словно из другого спектакля. Кукла какая-то, а не живая девочка. Ведь она ничего не понимает из того, что происходит вокруг нее...
У говорящих так есть, на первый взгляд, свои резоны: Алиса, действительно, какая-то не такая... Но верно ли это мнение, если «вырасти», если посмотреть на Алису с точки зрения идеи спектакля?
Все на сцене живые: живой Болванщик, живой Чеширский Кот, живой Кролик, живая Герцогиня, живые все-все. А вот Алиса, как деревянная кукла. Нет живой Алисы на сцене... Так это, так.
Но вспомним название спектакля: «Где найти Алису?» Отсутствие (присутствующей! — истинно кэрролловский парадокс) Алисы заложено в самом спектакле. Ибо Алиса – это каждый сидящий в зале. Это мы, зрители, попадаем в Кроличью нору, это с нами все происходит, это с нами говорит Чеширский Кот, это перед нами рыдает Черепашка Квази, вызывая у нас гомерический хохот (опять парадокс в духе Кэрролла). И все остальное – тоже с нами.
Так что Алису надо искать в зале, среди зрителей. И это неожиданное превращение поважней прочих будет...
И еще об одном главном превращении нужно упомянуть. О самом, пожалуй, странном. «Страннее не бывает», – сказала бы Алиса.
А превращение такое: в спектакле нет времени!
Когда так было? И где? Чтоб действие шло, а время стояло на месте?
Но как бы там ни было, как бы кто ни возмущался, а так оно и есть на самом деле: на сцене сплошные превращения. И только превращения! Времени нет!!! И где оно – не известно...
Но мы-то с вами привыкли все мерить минутами, часами, годами, эпохами. Мы не верим, чтоб времени не было. Поэтому мы захотим разобраться: в чем здесь кэрролловский подвох?
Наверное, его следует искать в Безумном Чаепитии. Именно там герои сказки заявляют нам, что время остановилось. Для них: Болванщика, Мартовского Зайца и мыши Сони оно остановилось на шести. А в шесть – время пить чай. Вот они и пьют. Не успевают даже посуду помыть. Только пересаживаются. Потому и чаепитие у них – Безумное.
А если бы время для них остановилось в другое время?
Впрочем, почему только для них? А для нас?..
Разве кое для кого из нас оно не остановилось? Разве кое-кто, говоря словами Грифона, не «убивает» время?
Для одних время остановилось на ежедневной игре в карты.
Не безумная ли эта игра в карты?
А тот, кто каждый день в одно и то же время усаживается перед «телеящиком»? Как он поступает со временем? Разве это не его «убийство»?..
А тот, кто каждый день в одно и то же время...
Впрочем, список «убийств» большой. Вот и выходит, что для одних время идет. А для других жизнь – сплошные превращения.
Перед премьерой «Алисы» режиссер Валерий Рыбаков сказал: «Я хотел показать в этом спектакле жизнь театра».
С режиссером можно, конечно, согласиться. Но не по-кэрролловски ли поступил он, ограничив показываемое рамками только театра? А что есть театр? Отражение нашей жизни. И волей-неволей «Алиса» выходит за рамки, ограниченные режиссером. И все потому, что материалом для спектакля была кэрролловская «Алиса». Пародии и аллегории Кэрролла заключают в себе очень широкие и емкие обобщения. В одной из своих статей Кэрролл писал: «Я часто получаю письма от совершенно незнакомых мне людей, которые просят меня объяснить, содержат ли мои книги какую-то определенную аллегорию, или скрытую мораль, или политическую сатиру. На все эти вопросы я могу ответить лишь одно: «Я не знаю». А в письме, написанном незадолго до смерти, он признавался: «Боюсь, что я имел в виду одну бессмыслицу! Но слова, как вы знаете, часто значат гораздо больше, чем то, что хочешь сказать, и, вероятно, целая книга должна значить гораздо больше того, что хотел сказать автор».
И еще одно превращение, последнее.
Обычно после премьеры говорят о тех или иных актерских удачах. После премьеры «Где найти Алису?» хочется сказать только об одной удаче – новой удаче всего коллектива театра: актерской, режиссерской, художника В. Колтунова. Гармонично вошла в ткань спектакля и музыка Чика Кореа...
Итак, если вы хотите пережить за два часа много удивительных превращений, кое-что увидеть и понять – побывайте в ТЮЗе, посмотрите новую его работу «Где найти Алису?». И пусть вы увидите в спектакле только чудесный сон, не беда – вспомните, что поет мышь Соня:
Не лишайте меня
Л.ГОВЗМАН
(«МД», 21.11.1981)
В спектакле, о котором пойдет речь, сплошная путаница и сплошные превращения, подстерегающие каждого, кто вслед за Алисой провалится в кроличью нору. Поэтому, прежде чем спускаться за нашей героиней в сказку, попробуем обнаружить чудесные превращения наяву – ведь в жизни они тоже есть.
Превращение первое.
В октябре 1979 года молодежная газета писала о Событии с большой буквы, которое произошло в театре Ленинского комсомола. Имя этому Событию: комедия Е. Шварца «Дракон», поставленная бывшим главным режиссером С. Таюшевым.
Тогда же появились «Ричард-III», «Этой ночью в Нью-Йорке», чуть позже – «Две стрелы», «РВС» и другие спектакли, шедшие с неизменным успехом у зрителя.
И успехом этим театр обязан одному очень важному превращению: театр перешел на малую сцену. Он словно почувствовал усталость от привычного контакта с публикой через большую сцену, и продолжил ее малой – вынес прямо в зрительный зал... Вот уже и шаг в Алисину Чудесную страну: сцена уменьшилась, связь со зрителем «увеличилась»: на малой сцене публику согревает интимный контакт с исполнителем.
Так, благодаря нехитрому, на первый взгляд, – всего-то сцену вынесли в зал – превращению театр юного зрителя стал интересней, приобрел свое лицо...
Превращение второе.
А точнее – это некоторые уточнения перед превращением, которое нам предстоит сделать. Дело в том, что там, в кроличьей норе, куда мы сейчас спустимся вслед за Алисой, все так, как в этом мире. То есть, все внешне так, но вот поступки действующих лиц там приобретают какой-то иной смысл, а слова героев воспринимаются иначе, чем в «настоящей» жизни. В этом мы, конечно, убедимся сами. А пока скажем только одно: такие чудесные превращения происходят лишь по «вине» одного человека: Льюиса Кэрролла, пользующегося славой короля бессмыслицы? Он эту славу заслужил. «Он не только учил детей стоять на голове, – писал о Кэрролле Честертон. – Он учил ученых стоять на голове». Поэтому давайте почувствуем себя немножко детьми, немножко учеными и – вперед... вниз головой в кроличью нору!..
Сколько здесь всего! И сколько всех! Болванщик и мышь Соня, Мартовский Заяц и Черепашка Квази, Грифон и Чеширский Кот, Герцогиня и ящерка Билль, Кухарка и Лягушонок. А вещи то увеличиваются, то уменьшаются... Да нет же, это Алиса то увеличивается, то уменьшается...
Чудеса?
Никаких чудес!
В жизни разве не так? Разве мы, говоря языком Алисы, во все можем «влезть»? И до всего ли можем дотянуться? Иногда мы (или наши понятия?) оказываемся чересчур большими, а нечто кажется нам таким мелким, что нужно уменьшиться, чтобы разглядеть это нечто. Или, наоборот: видим только часть целого. А чтоб увидеть само целое – надо увеличиться.
Только, оказывается, и этот процесс – увеличения и уменьшения контролировать нужно: можно ведь так уменьшиться, что и вовсе исчезнуть. А если не знать меры в увеличении, то не только дом сломать можно, но и такого наломать...
И это нам демонстрирует Алиса.
И об этом говорит Кэрролл.
На сцене сплошные загадки. Голова кругом идет. Но давайте остановим это головокружение и вспомним: такое ли чудо эти загадки? Сколько себя помним – загадки постоянно сопровождают нашу жизнь. Детство вспомним, русские народные сказки.
Так что ничего удивительного. И нелепиц там, в сказках, не меньше, чем у Кэрролла. Вот и выходит, что привычные мы к загадкам. А вот к отгадкам – не всегда. Потому что иногда такое встречается...
Вот, например, Алисе мышь Соня рассказала о сестрицах, живущих в колодце. «Как сестрицы жили в киселе? – недоумевает Алиса. – И почему?» – «Потому что они были кисельные барышни», – отвечает Соня.
Очень просто, оказывается: выдумал новое слово – и ответ готов! Все объяснено. И, поди, докажи, что кисельных барышень не бывает. Да и кому доказывать? Болванщику? Или Мартовскому Зайцу, который тоже не в своем уме?
Алиса, может быть, потому помалкивает, что к этому времени начинает догадываться, что бесполезно задавать вопросы, на которые все равно не получить ответ...
«Абсурд какой-то!» —скажет невнимательный читатель, читая книгу.
«Чушь!» — скажет невнимательный зритель, посмотрев спектакль.
И ошибется. Потому что невнимательный.
В абсурде Кэрролла строгая, почти математическая система. «Едят ли кошки мошек?.. Едят ли мошки кошек?» – твердит сонная Алиса, меняя действующих лиц местами. «Вот судья, – размышляет она в сцене суда, переворачивая причину и следствие. – Раз в парике, значит, судья». И все-все герои в этой Чудесной стране мыслят именно так, извлекая из привычных слов самый неожиданный смысл. Так, например, в одной из лучших сцен Черепашка Квази рассказывает о жизни на Дне Морском. Вот забавная головоломка из этого рассказа.
Черепашка: — Учителем у нас был старик Черепаха. Мы его звали Спрутиком,
Алиса: Зачем же вы его звали Спрутиком, если на самом деле он был не Спрутиком, а Черепахой?
Черепашка: Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком.
Зритель хохочет. Зритель все понял...
И, все-таки, автору этих заметок довелось услышать, как, пожимая плечами, очень завзятые театралы сокрушенно сетовали: все так тонко прониклись ролями (речь шла об актерах), но Алиса?.. Алисы совершенно нет на сцене. Она словно из другого спектакля. Кукла какая-то, а не живая девочка. Ведь она ничего не понимает из того, что происходит вокруг нее...
У говорящих так есть, на первый взгляд, свои резоны: Алиса, действительно, какая-то не такая... Но верно ли это мнение, если «вырасти», если посмотреть на Алису с точки зрения идеи спектакля?
Все на сцене живые: живой Болванщик, живой Чеширский Кот, живой Кролик, живая Герцогиня, живые все-все. А вот Алиса, как деревянная кукла. Нет живой Алисы на сцене... Так это, так.
Но вспомним название спектакля: «Где найти Алису?» Отсутствие (присутствующей! — истинно кэрролловский парадокс) Алисы заложено в самом спектакле. Ибо Алиса – это каждый сидящий в зале. Это мы, зрители, попадаем в Кроличью нору, это с нами все происходит, это с нами говорит Чеширский Кот, это перед нами рыдает Черепашка Квази, вызывая у нас гомерический хохот (опять парадокс в духе Кэрролла). И все остальное – тоже с нами.
Так что Алису надо искать в зале, среди зрителей. И это неожиданное превращение поважней прочих будет...
И еще об одном главном превращении нужно упомянуть. О самом, пожалуй, странном. «Страннее не бывает», – сказала бы Алиса.
А превращение такое: в спектакле нет времени!
Когда так было? И где? Чтоб действие шло, а время стояло на месте?
Но как бы там ни было, как бы кто ни возмущался, а так оно и есть на самом деле: на сцене сплошные превращения. И только превращения! Времени нет!!! И где оно – не известно...
Но мы-то с вами привыкли все мерить минутами, часами, годами, эпохами. Мы не верим, чтоб времени не было. Поэтому мы захотим разобраться: в чем здесь кэрролловский подвох?
Наверное, его следует искать в Безумном Чаепитии. Именно там герои сказки заявляют нам, что время остановилось. Для них: Болванщика, Мартовского Зайца и мыши Сони оно остановилось на шести. А в шесть – время пить чай. Вот они и пьют. Не успевают даже посуду помыть. Только пересаживаются. Потому и чаепитие у них – Безумное.
А если бы время для них остановилось в другое время?
Впрочем, почему только для них? А для нас?..
Разве кое для кого из нас оно не остановилось? Разве кое-кто, говоря словами Грифона, не «убивает» время?
Для одних время остановилось на ежедневной игре в карты.
Не безумная ли эта игра в карты?
А тот, кто каждый день в одно и то же время усаживается перед «телеящиком»? Как он поступает со временем? Разве это не его «убийство»?..
А тот, кто каждый день в одно и то же время...
Впрочем, список «убийств» большой. Вот и выходит, что для одних время идет. А для других жизнь – сплошные превращения.
Перед премьерой «Алисы» режиссер Валерий Рыбаков сказал: «Я хотел показать в этом спектакле жизнь театра».
С режиссером можно, конечно, согласиться. Но не по-кэрролловски ли поступил он, ограничив показываемое рамками только театра? А что есть театр? Отражение нашей жизни. И волей-неволей «Алиса» выходит за рамки, ограниченные режиссером. И все потому, что материалом для спектакля была кэрролловская «Алиса». Пародии и аллегории Кэрролла заключают в себе очень широкие и емкие обобщения. В одной из своих статей Кэрролл писал: «Я часто получаю письма от совершенно незнакомых мне людей, которые просят меня объяснить, содержат ли мои книги какую-то определенную аллегорию, или скрытую мораль, или политическую сатиру. На все эти вопросы я могу ответить лишь одно: «Я не знаю». А в письме, написанном незадолго до смерти, он признавался: «Боюсь, что я имел в виду одну бессмыслицу! Но слова, как вы знаете, часто значат гораздо больше, чем то, что хочешь сказать, и, вероятно, целая книга должна значить гораздо больше того, что хотел сказать автор».
И еще одно превращение, последнее.
Обычно после премьеры говорят о тех или иных актерских удачах. После премьеры «Где найти Алису?» хочется сказать только об одной удаче – новой удаче всего коллектива театра: актерской, режиссерской, художника В. Колтунова. Гармонично вошла в ткань спектакля и музыка Чика Кореа...
Итак, если вы хотите пережить за два часа много удивительных превращений, кое-что увидеть и понять – побывайте в ТЮЗе, посмотрите новую его работу «Где найти Алису?». И пусть вы увидите в спектакле только чудесный сон, не беда – вспомните, что поет мышь Соня:
Не лишайте меня
75]сновидений,
Не лишайте меня75]красоты...
Не лишайте себя красоты...Л.ГОВЗМАН
(«МД», 21.11.1981)