Создать свою тему оформления
0
До и после Сумгаита
Взгляд на еврейский вопрос
Философ и литератор Григорий Соломонович Померанц (род. в 1918 г.) живет и работает в Москве. Узник ГУЛАГа в 1949—50 годах, известен, прежде всего, своими «Письмами о нравственном выборе» (1978), широко распространявшимися в самиздате. В последние годы опубликовал большое число статей о философских и нравственных проблемах прошлой и настоящей русской истории.
Во времена, когда еще существовали черта оседлости и процентная норма, не только в революционных партиях участвовали евреи — были еще Пастернак и Мандельштам, были Гершензон, Франк, Шестов. Вообще, если взять авторов «Вех», то в процентном отношении евреев там было больше, чем в ЦК большевистской партии. Особенно, если раскроем псевдонимы, которые там тоже есть. Изгоев, если не ошибаюсь, все-таки Ландау. Но это никого не интересует, вот если бы они проводили коллективизацию, это другое дело. Но так как евреи не ангелы, и в революционной ситуации они также склонны тянуться за химерой, как и другие, то они оказались вовлеченными в ряд событий, оставивших очень горький след. И это, в конечном итоге, создало дополнительную напряженность.
Эта напряженность, может быть, была бы не слишком велика, если бы ее сознательно не раздували. Но, к сожалению, Сталин, который был талантливым политическим игроком, на примере Гитлера понял, что ка эту карту имеет смысл ставить, что позволяет продолжать его дьявольскую игру в новых условиях и направить ненависть, которую он вызывал, против других. И эта игра не осталась без последствий. Причём иногда даже попытки приостановить игру были такими неловкими, что сами по себе они вызывали новое патологическое следствие — я имею в виду прекращение «дела врачей».
«Дело врачей» раздувалось, раскачивалось, было последним аккордом очень мощной антисемитской кампании, которая велась еще во время войны в определенных генеральских и офицерских кругах и совершенно открыто после войны. Пятьдесят второй год был пиком этой кампании. И вдруг, на самом скаку людям объявили, что евреи не виноваты...
Это был огромный поворот, но, повторяю, народ был ошеломлен — ему ничего не объяснили. После такой грандиозной кампании вдруг сказать: ну, мы там немножко ошиблись, — это было неубедительно. Особенно для молодежи. Я потом общался с ребятами, которые школьниками пережили это. Молодежь полностью была захвачена этой кампанией, за исключением детей каких-то интеллигентных семей. Всем было ясно, что врачи виноваты, но они дали крупную взятку. И когда это, вдруг, прекратилось, то возникли подпольные неофашистские молодежные организации, которые решили продолжить «благородное дело», начатое властями. Нечто вроде антисоветско-антиеврейских «Молодых гвардий». Но нацистского типа.
И, начиная с этих пор, возникает явление, которое сводится к типу правого диссидентства. Причем сплошь и рядом человек начинал не с этого. Иногда, попадая в лагерь, как левый диссидент, человек становился правым диссидентом. После дела Пастернака я очень интересовался настроением молодежи, я вел один молодежный кружок, среди моих учеников был будущий правый диссидент Владимир Осипов. Он тогда был совершенно левым — молодым человеком, возмущенным несправедливостью. Из разговоров с мальчиками из его окружения я узнал, что один из них во время «дела врачей» в школе евреев под парту загонял. Со временем это с них вроде сошло, но где-то в подсознании, видимо, осталось. И вот Осипов попадает в лагерь. Там он столкнулся с тем, чего раньше не знал: очень многие в Советском Союзе русских ненавидят. Эстонцы, например, и многие другие. Я это знал — со мной тянул срок эстонец, который, напиваясь пьяным в еврейские праздники, на немецком языке мне объяснял, что он пьет за здоровье евреев потому, что ненавидит русских. Парадигма-перевертыш: русские не любят евреев, значит, чтоб быть до конца последовательным в своей ненависти к русским, надо любить евреев...
Надо сказать, что до сорокового года не было этого! Ни латыши, ни эстонцы ненависти к русским не испытывали, но когда к ним пришла родная советская власть — они за несколько месяцев возненавидели все, что с ней было связано, причем для них она в основном выступала в русском обличии.
...Надо иметь нравственное мужество, чтоб осознать свою вину. Обладать культурой сомнения. Великий русский мыслитель Г. Федотов, например, это мужество имел. Он был из социалистов, как и «веховцы», прошел через марксизм, большевизм вызывал у него только огорчение. Но, тем не менее, он это признает как реальный факт. Вообще Федотов человек мужественного ума. Это редкий случай. Такие умы, как Соловьев, как Федотов, сохраняют какое-то благородное равновесие и умение признавать неприятное.
И вот в этой обстановке люди практически убеждаются, что антисемитизм идет на только «сверху», но и со всех сторон. Значительная часть интеллигенции захвачена антисемитским поворотом духа. Что, казалось бы, нелепо с точки зрения мировой истории: мы живем после Освенцима! В Европе это всех шокирует, но у нас — «своя рубашка ближе к телу», у нас свои часы. По нашим часам господствует стремление оттолкнуть от себя опыт семидесяти лет. Это нелепо, ведь это наш общий опыт! От него никуда не денешься. Тем не менее, средний человек хочет от него отречься...
Так что обстановка острая. Сдвиги в Евразии в перестройке к сообществу наций не могут быть быстрыми, наверняка они будут связаны с острыми национальными конфликтами. Я знаю евреев, которые после Сумгаита приняли решение уехать. Потому что именно Сумгаит показал, что эта власть не в состоянии защитить своих граждан от погромов. Сумгаит — колоссальный провал национальной поли тики властей. Я считаю Сумгаит большей катастрофой, чем Чернобыль. И очень многие — особенно у кого дети — чувствуют: «пахнет порохом», пахнет погромами, причем не только еврейскими, — режут друг друга все, начинается какая-то всеобщая резня. Кому охота дожидаться? Тут нечего возразить!..
Прочитал недавно: нельзя требовать от человека, чтоб он отодвигал свое личное во имя какой-то большой духовной исторической задачи. Все верно — подавляющее большинство людей имеет право быть просто обывателями! Во-вторых, они могут не осознавать себя нужными в этой борьбе. Кроме того, у «их могут быть чисто личные эмоциональные причины. Пример — эмиграция наших друзей в 70-е годы: Якобсона и Ивановского. Их выталкивали дети. Якобсон предпочел бы остаться здесь и сесть в тюрьму — он «Хронику» издавал. Но сын несколько раз подвергался оскорблениям, и сын сказал, что если родители не уедут, то он уедет сам. Бывают такие индивидуальные судьбы. Кстати, мы стихийно вышли на тему «забота о детях». И это очень важная тема — можно рисковать собственной шкурой, но нельзя рисковать своими детьми. В Сумгаите детей не щадили…
Записал Леонид Говзман
(«Народ мой», 8 октября 1990 г.)
Взгляд на еврейский вопрос
Философ и литератор Григорий Соломонович Померанц (род. в 1918 г.) живет и работает в Москве. Узник ГУЛАГа в 1949—50 годах, известен, прежде всего, своими «Письмами о нравственном выборе» (1978), широко распространявшимися в самиздате. В последние годы опубликовал большое число статей о философских и нравственных проблемах прошлой и настоящей русской истории.
Во времена, когда еще существовали черта оседлости и процентная норма, не только в революционных партиях участвовали евреи — были еще Пастернак и Мандельштам, были Гершензон, Франк, Шестов. Вообще, если взять авторов «Вех», то в процентном отношении евреев там было больше, чем в ЦК большевистской партии. Особенно, если раскроем псевдонимы, которые там тоже есть. Изгоев, если не ошибаюсь, все-таки Ландау. Но это никого не интересует, вот если бы они проводили коллективизацию, это другое дело. Но так как евреи не ангелы, и в революционной ситуации они также склонны тянуться за химерой, как и другие, то они оказались вовлеченными в ряд событий, оставивших очень горький след. И это, в конечном итоге, создало дополнительную напряженность.
Эта напряженность, может быть, была бы не слишком велика, если бы ее сознательно не раздували. Но, к сожалению, Сталин, который был талантливым политическим игроком, на примере Гитлера понял, что ка эту карту имеет смысл ставить, что позволяет продолжать его дьявольскую игру в новых условиях и направить ненависть, которую он вызывал, против других. И эта игра не осталась без последствий. Причём иногда даже попытки приостановить игру были такими неловкими, что сами по себе они вызывали новое патологическое следствие — я имею в виду прекращение «дела врачей».
«Дело врачей» раздувалось, раскачивалось, было последним аккордом очень мощной антисемитской кампании, которая велась еще во время войны в определенных генеральских и офицерских кругах и совершенно открыто после войны. Пятьдесят второй год был пиком этой кампании. И вдруг, на самом скаку людям объявили, что евреи не виноваты...
Это был огромный поворот, но, повторяю, народ был ошеломлен — ему ничего не объяснили. После такой грандиозной кампании вдруг сказать: ну, мы там немножко ошиблись, — это было неубедительно. Особенно для молодежи. Я потом общался с ребятами, которые школьниками пережили это. Молодежь полностью была захвачена этой кампанией, за исключением детей каких-то интеллигентных семей. Всем было ясно, что врачи виноваты, но они дали крупную взятку. И когда это, вдруг, прекратилось, то возникли подпольные неофашистские молодежные организации, которые решили продолжить «благородное дело», начатое властями. Нечто вроде антисоветско-антиеврейских «Молодых гвардий». Но нацистского типа.
И, начиная с этих пор, возникает явление, которое сводится к типу правого диссидентства. Причем сплошь и рядом человек начинал не с этого. Иногда, попадая в лагерь, как левый диссидент, человек становился правым диссидентом. После дела Пастернака я очень интересовался настроением молодежи, я вел один молодежный кружок, среди моих учеников был будущий правый диссидент Владимир Осипов. Он тогда был совершенно левым — молодым человеком, возмущенным несправедливостью. Из разговоров с мальчиками из его окружения я узнал, что один из них во время «дела врачей» в школе евреев под парту загонял. Со временем это с них вроде сошло, но где-то в подсознании, видимо, осталось. И вот Осипов попадает в лагерь. Там он столкнулся с тем, чего раньше не знал: очень многие в Советском Союзе русских ненавидят. Эстонцы, например, и многие другие. Я это знал — со мной тянул срок эстонец, который, напиваясь пьяным в еврейские праздники, на немецком языке мне объяснял, что он пьет за здоровье евреев потому, что ненавидит русских. Парадигма-перевертыш: русские не любят евреев, значит, чтоб быть до конца последовательным в своей ненависти к русским, надо любить евреев...
Надо сказать, что до сорокового года не было этого! Ни латыши, ни эстонцы ненависти к русским не испытывали, но когда к ним пришла родная советская власть — они за несколько месяцев возненавидели все, что с ней было связано, причем для них она в основном выступала в русском обличии.
...Надо иметь нравственное мужество, чтоб осознать свою вину. Обладать культурой сомнения. Великий русский мыслитель Г. Федотов, например, это мужество имел. Он был из социалистов, как и «веховцы», прошел через марксизм, большевизм вызывал у него только огорчение. Но, тем не менее, он это признает как реальный факт. Вообще Федотов человек мужественного ума. Это редкий случай. Такие умы, как Соловьев, как Федотов, сохраняют какое-то благородное равновесие и умение признавать неприятное.
И вот в этой обстановке люди практически убеждаются, что антисемитизм идет на только «сверху», но и со всех сторон. Значительная часть интеллигенции захвачена антисемитским поворотом духа. Что, казалось бы, нелепо с точки зрения мировой истории: мы живем после Освенцима! В Европе это всех шокирует, но у нас — «своя рубашка ближе к телу», у нас свои часы. По нашим часам господствует стремление оттолкнуть от себя опыт семидесяти лет. Это нелепо, ведь это наш общий опыт! От него никуда не денешься. Тем не менее, средний человек хочет от него отречься...
Так что обстановка острая. Сдвиги в Евразии в перестройке к сообществу наций не могут быть быстрыми, наверняка они будут связаны с острыми национальными конфликтами. Я знаю евреев, которые после Сумгаита приняли решение уехать. Потому что именно Сумгаит показал, что эта власть не в состоянии защитить своих граждан от погромов. Сумгаит — колоссальный провал национальной поли тики властей. Я считаю Сумгаит большей катастрофой, чем Чернобыль. И очень многие — особенно у кого дети — чувствуют: «пахнет порохом», пахнет погромами, причем не только еврейскими, — режут друг друга все, начинается какая-то всеобщая резня. Кому охота дожидаться? Тут нечего возразить!..
Прочитал недавно: нельзя требовать от человека, чтоб он отодвигал свое личное во имя какой-то большой духовной исторической задачи. Все верно — подавляющее большинство людей имеет право быть просто обывателями! Во-вторых, они могут не осознавать себя нужными в этой борьбе. Кроме того, у «их могут быть чисто личные эмоциональные причины. Пример — эмиграция наших друзей в 70-е годы: Якобсона и Ивановского. Их выталкивали дети. Якобсон предпочел бы остаться здесь и сесть в тюрьму — он «Хронику» издавал. Но сын несколько раз подвергался оскорблениям, и сын сказал, что если родители не уедут, то он уедет сам. Бывают такие индивидуальные судьбы. Кстати, мы стихийно вышли на тему «забота о детях». И это очень важная тема — можно рисковать собственной шкурой, но нельзя рисковать своими детьми. В Сумгаите детей не щадили…
Записал Леонид Говзман
(«Народ мой», 8 октября 1990 г.)
