Перейти к содержимому






Фотография

Портрет времени

Написано Nepanov, 07 March 2023 · 115 просмотров

РЕПЕТИЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ


С фильма «Репетиция оркестра» зрители уходят.
Жаль! Часто для того, чтобы понять, нелишне дождаться конца.
С последними шагами мы узнаём, каким был путь…
Не случайно на экраны нашей страны одновременно вышли два фильма выдающегося итальянского режиссера Федерико Феллини: «Амаркорд» и «Репетиция оркестра».
Они взаимосвязаны.
Итальянский кинематограф неореалистов ориентировался на документально точное воспроизведение действительности – на репортаж о текущем дне. Бесстрашная достоверность была оружием неореалистов. Они действовали в стране, где люди, одурманенные фашистскими мифами, фашистской демагогией, долго не знали правды. Неореалисты с фанатической достоверностью показывали эту правду. Но трактовка народного быта в этом показе была утопической: народная нравственность изображалась изначально враждебной фашизму – она не может быть ни поколеблена фашизмом, ни осквернена. У неореалистов народный герой таков, словно долгие годы он и не жил при фашизме и фашизм на нем никак не отразился…
Феллини был первый, кто подверг сомнению неореалистическую концепцию естественного человека.
«Амаркорд» - означает «Я вспоминаю».
«Амаркорд» - воспоминания о детстве, золотой, неповторимой поре, которая пришлась на черные годы фашизма. Вот почему улыбка ностальгии передергивается у Феллини судорогой отвращения. Вот почему стихия лирики и стихия гротеска одинаково господствуют в фильме.
Первые кадры. Ликующая толпа. Праздничный костер на городской площади.
На всем печать детства.
И на всех. Жители фашистской провинции инфантильны: и родители Титта с их бурными театральными ссорами, и его дядя – великовозрастный шалопай, бабник, модник, доносчик; и тридцатилетняя красотка-парикмахерша с ее киногрезами; и легкомысленные, придурковатые, пустые старики, одержимые сладострастными видениями. В помешанном сорокалетнем Тео общий инфантилизм приобретает клинический характер.
Фашистская Италия показана в «Амаркорде» как незрелое, недоразвитое общество, застрявшее на стадии отрочества.
«Я, - говорит Федерико Феллини в одном из интервью, - вовсе не собираюсь отрицать экономические и социальные причины фашизма, но только хочу сказать, что и сейчас еще было бы интересно разобраться в психологии фашизма и в том, что это за эмоциональное состояние. Так что же это такое? Это своего рода задержка в развитии, остановка на фазе отрочества. И я думаю, что подобная задержка, подавление естественного развития, путаница в голове не могут не прорваться наружу, и тоже в виде путаницы. И вот тогда фашизм по некоторым причинам может показаться альтернативой разочарования, своего рода слабой попыткой взять реванш… У меня создалось такое впечатление, что фашизм и отроческая незрелость продолжают в некотором смысле оставаться повторяющимися историческими этапами нашей жизни. Отрочество в личной жизни, фашизм – проявление нашей незрелости в национальном масштабе.
Вечно оставаться детьми, перекладывать ответственность на других, жить с ощущением, что есть кто-то, кто думает за тебя, - то папа, то мама, то профсоюз, то Дуче, то Мадонна, то епископ, в общем, другие, — вот наш удел. Таким образом, обладаешь игрушечной, ограниченной свободой и тебе остается культивировать смешные мечты: сон об американском кино, или восточный сон – сладостные мечты, в конечном счете, извечные мифы, чудовищно устаревшие и неактуальные, но которые кажутся мне сегодня насущным хлебом среднего итальянца».
Ни в режиссерских комментариях к «Амаркорду», ни в самом фильме нет претензий на всесторонний анализ итальянского фашизма. Феллини интересуют лишь некоторые аспекты массовой психологии, характерные для фашистского режима, способствующие ему.
Следует иметь в виду, что тема инфантильности, «недоразвитости» народных масс для художественной итальянской культуры довольно традиционна, на это обращал внимание еще Грамши в своих «Тюремных тетрадях».
Поразительна глубина понимания Феллини массовой психологии с точки зрения сегодняшнего знания о механизмах человеческого поведения: инфантильная личность характеризуется психической и интеллектуальной незрелостью, снижением самооценки и низкой степенью самокритичности, ограниченностью суждений, интересов, взглядов, упрямством, доходящим до границ тирании по отношению к окружающим, склонностью к преувеличенному вниманию к собственной особе, погоней за сильными ощущениями, наконец, стереотипностью поведения…
Такова инфантильная личность.
Таковы герои «Амаркорда».
К слову, в «Конформисте» Бертолуччи, тоже посвященном 30-м годам, показано, как двое итальянцев, прибывших в Париж по агентурному заданию, оказываются в окружении праздничной толпы. Они попадают не в другую страну – в другой мир. У людей здесь иная походка, иной смех, иные лица. Граждане фашистского государства, муштрованные, напряженные, опасливо-подозрительные, они не замечают за собой своих истинных качеств, они не видели себя со стороны, а сейчас, посреди веселых дружелюбных и раскованных парижан, видят – и мрачнеют.
Но в «Амаркорде» жители итальянского захолустья не могут сравнить себя с другими людьми, им кажется, что жизнь, которую они ведут, единственно возможная – жизнь как жизнь.
Это мы, сидящие в темном зрительном зале, должны взглянуть на них со стороны. Взглянуть и почувствовать смердящий, тошнотворный привкус фашизма…
Художественная концепция режиссера, как она выражена в «Амаркорде», состоит в том, что жизнь нынешних людей несет на себе печать существующего общественно-политического строя.
По Феллини, политическое искусство – это не только тема, но и взгляд на мир.
И особая техника, созданная для этого случая, не бывшая в употреблении…
Свержен диктатор. Идут годы. Страну постоянно лихорадят правительственные кризисы. Усиливает свое влияние мафия. Ухудшается положение простого люда. Как и чем все это объяснить? Отголосками фашизма или неизбежными его последствиями?..
Феллини анатомирует сегодняшнее общество. И техника анатомирования – вновь особая, не бывшая в употреблении…
«Репетиция оркестра» - фильм-притча, фильм-аллегория.
Старинный храм с отличной акустикой. Пюпитры.
Рассаживаются музыканты. На этот раз необычная репетиция – оркестр снимает телевидение. И оркестранты дают интервью. Каждый говорит о том, почему он выбрал именно этот инструмент.
Флейта: «Только флейта обладает колдовским звуком».
Тромбон: «Уникальный инструмент… Взгляните на картины великих мастеров: все ангелы играют на тромбонах».
Виолончель: «Один из основных инструментов. Фундамент оркестра».
Труба: «Пропуск в иной мир… Нельзя сфальшивить».
Ударные: «Наша музыка вселяет бодрость. Скрипки разводят тягомотину»…
Отправляясь смотреть Феллини, надо помнить: лобовых решений не будет. Его образы подобны ларцу с секретом. С виду ларец прост, но разгадай тайну – откроется он, и ты увидишь содержимое, которое не может не потрясти…
Оркестр – общество. Музыканты – его члены. Инструменты – характеры.
Каждый человек – вселенная. Каждый инструмент звучит по-своему. Не прост путь к чистой мелодии. И не всегда твоя понятна другим. Непонимание – только первый шаг. Следующий – ненависть: «Гобой ненавидит скрипку, скрипка – гобой!»
Но инструмент создан для оркестра. И только оркестр может сыграть концерт.
Потому пюпитры. Потому ноты.
Потому дирижер.
Вот он, за пультом.
«Стоп! Сначала! Я хочу единый звук!»
И музыканты повторяют одну и ту же мелодию вновь и вновь. Ту, что предложена дирижером.
Каждый из них думает, что, по крайней мере, талантлив настолько, что в состоянии сыграть сам, обойтись без дирижера.
А маэстро требует: «Выкладывайтесь!»
И уже жарко от работы. Темп растет.
И почти ненавидящий взгляд в сторону дирижера.
Профсоюзы, предотвращая скандал, объявили перерыв. В закутке бара музыканты могут сказать, наконец, что думают: «Такие дирижеры не нужны – хватит простого метронома». «Бывают дирижеры мистики, бывают – укротители львов».
А телевидение продолжает брать интервью. Уже найден недовольный – контрафагот. Он говорит о своем инструменте: «символ тупости».
В минуты перерыва все любят поговорить. Самый старый, переписчик нот, вспоминает: «При постоянном дирижере не очень-то выдрючивались… Аплодировали дирижеру… Хотите знать правду: оркестранты были счастливы получать наказания»…
Он явно инфантилен, этот старик. Впрочем, как и все остальные оркестранты: опять перед нами психическая и интеллектуальная незрелость, опять скудность взглядов, суждений, опять упрямство, опять аффекты, опять «всеобщий невроз», который, по выражению одного из музыкантов, «уложит человечество в могилу»…
Перед нами те же люди, что и в «Амаркорде»!
Если есть еще сомнения – послушаем дирижера. Он тоже не прочь высказаться в перерыве.
«Какой смысл имеет музыка сегодня? Музыка – весь мир. Когда я дирижирую – я владею миром. Я чувствую себя сержантом (сержант – это очень близко к ефрейтору!)…»
Каждая фраза Феллини имеет «двойное дно».
«Все теперь горячее. Нет льда», - говорит маэстро, когда ему подают напиток. Истинный смысл первой части фразы раскроется пятью минутами позже, вторую он комментирует тут же, вспоминая о временах «постоянного дирижера»: «Дирижер был внутри нас!»
Только слепая вера – гарантия порядка. Вот что это значит…
«20 лет фашисткой тирании, - утверждал Пальмиро Тольятти, - деморализовали значительную часть народных масс, в изобилии посеяли отравленные семена взаимной вражды, невежества и отсталости». Тольятти говорил о Муссолини как о живом знамении того упадка, до какого довела Италию тирания фашизма, и о том, что в годы фашизма честь итальянского народа была оскорблена, а самые славные традиции втоптаны в грязь, - о том, что итальянская нация фашизмом была доведена до катастрофы.
И сегодня: музыканты ненавидят дирижера, дирижер – музыкантов. «Объединяет нас общая ненависть», - говорит маэстро.
Он ироничен, этот дирижер (что ему унывать: у него дома в Лондоне, Нью-Йорке и Токио), а значит, мечтает об идеальном оркестре так же, как каждый музыкант – об идеальном дирижере.
Представим: идеальный оркестр, идеальный дирижер. Взмах палочки – нужный звук. И тогда игра будет удивительной: не нужно начинать все сначала, отыграв одну вещь, начнут другую. Потому что путь вперед – это всегда новизна. И новизна – это всегда путь вперед…
Об этом мечтает каждый музыкант…
Но не напоминает ли это музыкальный автомат? В жизни не бывает идеальных оркестров. Как не бывает и идеальных дирижеров.
Поэтому неизбежны эти нудные репетиции. Еще раз. И еще. И еще.
Повтор – это всегда путь назад. Когда много повторов, игра теряет смысл. Потеря смысла грозит катастрофой.
«Всеобщий невроз» достигает критической точки…
Перерыв. Сейчас можно сыграть свою музыку.
И вот он звучит, этот «свой мотив».
«Дирижеры, дирижеры нам больше не нужны! Кто придет, того с позором мы в шею гнать должны!» Так скандируют оркестранты. Феллини положил эти слова на всем знакомую мелодию протеста, родившуюся в бурные 60-е годы. Бунтующие «новые левые» шестидесятых. Молодежь. Вот и здесь, среди оркестрантов, молодежь распевает куплеты и пачкает стены псевдореволюционными лозунгами. Старички потягивают виски и говорят о нравах…
«Бунт рождается из сознания бессмысленности несправедливого и непостижимого удела, - писал Альберт Камю в «Бунтующем человеке». – Но его слепой порыв взыскует порядка посреди хаоса и прочности в сердцевине того, что ускользает и исчезает. Бунт кричит, требует, он жаждет, чтобы скандал бытия кончился»…
Именно это и происходит на экране: разгорается бунт.
«Оркестр, к террору! Смерть дирижеру!» - звучит, наконец, призыв.
Среди хаоса кто-то предлагает вместо дирижера – метроном. Но и тот долго не продержался: «К черту метроном! У нас свой ритм. Не хотим никого, кто бы управлял нами!»
И вот уже кульминация хаоса: звучат выстрелы, льется кровь. (Здесь Феллини достигает предела разоблачения общества-уродца: стреляет сумасшедший с разрешением носить оружие!)
Под сводами старинного храма с отличной акустикой бьется в агонии то, что недавно было оркестром…
Аллегория Феллини более чем реальность.
Художник доводит эту реальность до кульминационного тупика. И тогда происходит иррациональное: стены храма рушатся под ударами шар-бабы. Это символ-предупреждение: если в храме перестали слышать друг друга, то жди беды – храм будет разрушен, а музыканты погибнут под обломками, и первыми – самые чистые и наивные как дети…
Поверженная арфа в груде щебня…
«Арфа – это живая душа. Арфа внушает веру», - так сказала перед гибелью арфистка Клара.
Поверженная вера…
Но появляется дирижер. Он тверд и решителен: «Каждый должен обратиться к своему инструменту, - взывает он. – Только это нужно сейчас сделать. Ноты спасут нас! Следуйте за ними. Как мои руки указывают вам. Мы музыканты! Мы здесь, чтобы попробовать еще раз!! Отбросьте страх!!! Репетиция продолжается!!!»
Это похоже одновременно на речь проповедника и на речь фюрера…
Детство и юность Феллини пришлись на мрачные годы фашизма. Психология художника, как и психология миллионов его соплеменников формировалась под несокрушимым воздействием диктаторской демагогии и нравственного убожества. Феллини не только смог подняться над этим убожеством, но и осознать его чудовищные последствия.
Но…
Выхода он так и не нашел…
Оркестром у Феллини вновь завладел дирижер, призывы которого так похожи на те, что звучали в далеком, но неотступном детстве…
Упрекнуть режиссера нельзя: «Грохот – не есть музыка», - он безоговорочно прав.
Поэтому: «Все сначала!»
Репетиция продолжается?..

Леонид Говзман


(Хабаровск, 1982 г. Опубликована в «МД» 20 ноября 1982 г. – в сокращенном варианте.)





Обратные ссылки на эту запись [ URL обратной ссылки ]

Обратных ссылок на эту запись нет

Новые комментарии