Перейти к содержимому






Фотография

Портрет времени

Написано Nepanov, 22 September 2022 · 210 просмотров

НЕНАПИСАННЫЕ МЕМУАРЫ СЧАСТЛИВОГО ЧЕЛОВЕКА

Однажды позвонила постоянная читательница «МС» и попросила посмотреть стихи Леонида Александровича Болотова. Я начал было объяснять, что стихов не публикуем, но из факса уже ползли листки с рифмованными строчками. Пробежал глазами несколько строф: в основе архитектоника лермонтовского «Бородина». Сунул в папку с пометкой «В работе». И как-то в марте, наткнувшись на них в очередной раз, вспомнил как доброжелательная дама, предлагая вирши, заметила, что автор – фронтовик, участник известного парада 1941-го года. Я позвонил Леониду Александровичу, и он пригласил меня в гости...

СТАРИННЫЕ ЧАСЫ

Дверь открыл худощавый крепкий старик. Я шагнул в коридор и... попал в прошлое: квартиру заполняла старая мебель – книжные полки, шкафы, комоды, картины, всевозможные фигурки, и еще бог знает что – я плохо разбираюсь в таких вещах: все это для меня – финтифлюшки. В углу комнаты стояли внушающие уважение напольные часы.
- Не идут? – спросил я, кивнув на неподвижный маятник.
- Им больше ста лет, - сказал Болотов. – Нужен хороший мастер...
Заметив на столе аккуратно разложенные газетные вырезки со стихами, папки и книги с закладками и сообразив, чего ждет от меня хозяин, я применил отвлекающий прием: «Как в антикварной лавке», - сказал, оглядывая комнату.
Болотов довольно хмыкнул: «Здесь моя почти пятидесятилетняя зарплата».
Почувствовав неподдельный интерес гостя, хозяин стал рассказывать о вещах и о жизни.
Он учился в Ленинградском горном институте. За время учебы обошел все музеи города, и не по одному разу. И затем, когда приезжал в Ленинград по делам, всегда выкраивал время, чтобы сбегать в Русский музей или Эрмитаж. «Я помню все залы Эрмитажа, - сказал он с особым удовольствием. – Помню, где висит каждая картина». – «Неужели?» - удивился я. – «Да, - сказал он. – Сам поражаюсь своей памяти. Помню каждый день жизни. Москву 41-го года, товарищей своих, с которыми с 1936 года учился. Помню, в чем они ходили. Голоса их помню. Мне достаточно один раз голос услышать – запомню – это моя особенность. Во время войны она меня не раз спасала...
Вот за эту самую фразу о голосах я и зацепился...

ГОЛОСА ВОЙНЫ

Институт Болотов окончил 26 июня 1941 года. И в тот же день записался добровольцем в пролетарскую дивизию народного ополчения. Но через 15 дней его разыскал комиссар Ленинграда. «Мы вам дали месячную стипендию, чтобы вы ждали распоряжений, а вы сунулись добровольцем, - орал он. - Нам нужны специалисты. Направляю вас на учебу в военно-инженерную академию имени Куйбышева. Сегодня вечером быть у Московского вокзала с левой стороны».
Так Болотов попал на специальные курсы, готовившие минеров-подрывников.
По их окончании его направили в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР, которая, кстати, была создана 26 июня 1941 года. Подчинялась она 4-му управлению НКВД, которым руководил небезызвестный ныне Павел Судоплатов. Цель бригады: борьба с диверсантами противника на нашей территории и организация диверсионных групп и партизанских отрядов в тылу врага...
Леонид Александрович берет лежащую поверх папок книгу; кивая на закладку, протягивает мне: «Прочтите, прошу вас».
Мемуары Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 гг.». Закладка на странице 198, выделен абзац: «Мы сразу же создали войсковое объединение особой группы Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения ОМСБОН НКВД СССР, которой командовали в разное время Гриднев и Орлов. По решению ЦК партии и Коминтерна всем политическим иммигрантам, находившимся в Советском Союзе, было предложено вступить в это соединение этой особой группы НКВД. Бригада формировалась в первые дни войны на стадионе «Динамо». Под своим началом мы имели более 25 тысяч солдат и командиров. Из них две тысячи иностранцев: немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар и румын. В нашем распоряжении находились лучшие советские спортсмены, в том числе чемпионы по боксу и легкой атлетике. Они стали основой диверсионных формирований, посылавшихся на фронт и забрасывавшихся в тыл врага»...
Первое боевое задание Болотов выполнял в Москве.
12 октября 1941-го новоиспеченным минерам сказали, что решено заминировать наиболее важные объекты столицы. На долю Болотова выпал Московский электрозавод. В ночь с 12 на 13 он прибыл на место и... испугался: такую махину надо было заминировать за 10 дней, а он – один. Но директор завода Иван Дмитриевич Иванов успокоил: «К утру будет отряд из пятидесяти рабочих и служащих – их надо только научить». На его счастье, в отряде оказалось шестеро бывших саперов – они помогли обучать остальных. Первое, что сделал Болотов, – показал, как действует 200-граммовая толовая шашка – положил на бронированный лист железа и взорвал. Лист разнесло в пыль. На завод завезли 20 тонн тола. Болотов боялся одного: непроизвольного взрыва. Сложность была в том, что завод продолжал работать: более десяти тысяч человек на казарменном положении – в цехах работали и жили все три смены. Домой отпускали только кормящих матерей.
Заминировали завод за десять дней. Но взорвать не пришлось – Москва выстояла, а 6 декабря немцев погнали прочь. И Леонид Болотов – теперь уже лейтенант – стал разминировать мосты, дороги, правительственные объекты, расположенные на подступах к столице.
Затем его направили на подготовку партизанских отрядов в Тульскую область. В областном управлении НКВД познакомили с группой будущих партизан. Там он и столкнулся впервые с необычным требованием: по голосу нужно было узнавать того, с кем предстояло работать...
В июле 42-го его послали в Сталинград с приказом заминировать Сталинградский тракторный завод. «До сих пор сердце кровью обливается при воспоминании, - скажет он. – А ведь я – посторонний. Но был у меня в группе начальник сборочного – главного – цеха; он, когда минировали, не скрываясь, плакал и говорил: «Все это своими руками построил – здесь вся моя жизнь». Заминировали завод быстро, но 23 августа случился массированный воздушный налет – около 2 тысяч вылетов немецкой авиации. Центр и северная часть города были уничтожены. От Сталинградского тракторного остались руины. 24 августа немцы вышли на Волгу. Болотов, с разрешения командира Александра Воронина влился со своей группой в саперный батальон.
Но вскоре пришел новый приказ: начать минирование самой крупной в то время электростанции – Сталинградской ГРЭС. Там стояли две новейшие немецкие турбины и две турбины Кировского завода, а также новенькие котлы: три французских и четыре таганрогских, а еще американское реле – одним словом, очень дорогое оборудование. А рядом, на путях, 101 вагон оборудования, снятого с Днепрогэса. И это немцы хотели прибрать к рукам – вот и не бомбили. Минировать было сложно – немцы понимали: русские им ничего не оставят, взорвут – вот и насажали снайперов на высотке. Днем наши позиции как на ладони. И ночью спичку нельзя зажечь – на большом расстоянии огонь виден. Однажды командир батареи из блиндажа вышел, закурил. Через десять секунд две мины прилетели – и нет командира. Но особо охотились немцы на рабочих – засекут время смены бригад и бросают мины. Наши время меняли, но к вечеру немцы уже знали об этом. «Как?» - спрошу я Болотова. - «В Сталинграде тоже были предатели, - ответит он. – Контра»...
После Сталинграда ему присвоили воинское звание старший лейтенант. И направили в Курск – готовить партизанские отряды. Шла рельсовая война – была нужда в грамотных взрывниках. И вновь Болотов ориентировался на обусловленные голоса: и при подготовке специалистов, и когда ставил фугасы против «пантер» и «тигров» во время курской битвы.
Следующий рубеж войны – Орел. Там Болотов впервые столкнулся с власовцами. «Они минировали тонко и хитро», - скажет он. – «Но ведь и они прошли советскую школу минирования», - замечу я. – «Не приведи бог, - ответит он. – Видели когда-нибудь деревенские ворота? Там, чтобы собаки не лазили, есть подворотня – специальная доска. Они даже эти доски минировали».
Потом был Киев. Болотов разминировал театр оперы и балета им. Тараса Шевченко и здание ЦК компартии Украины. После Киева – Крым, Кавказ...
Так и шел по войне: в одном месте – минировал, в другом – разминировал.
А что касается слуха, то в один из моментов разговора я рассеянно ляпну: зачем на голос ориентироваться – разве нет другого способа отличить своего от врага? Оказалось, нет. Во-первых, операции, как правило, проводились ночью, да еще в лесу. Во-вторых, в ОМСБОНе были лучшие минеры – немцы за ними настоящую охоту устроили. Вот почему важен был голос: его не подделаешь – самый лучший пароль...
Болотов рассказывал, а я не переставал удивляться: память у него, действительно, была отменной. Он называл даты, время суток. Помнил каждый жест, взгляд, деталь.
Вспомнил и о личном: «23 февраля 1943 года я был дежурным по нашему взрывному отряду. Будущая моя жена, Серафима – вон ее портрет на комоде – была дежурной по батальону МПВО. Пришла приглашать наших кавалеров на танцы. Наша часть элитная. Я, старший лейтенант, стою перед ней в хромовых сапогах. А она, рядовая, в кирзовых, в кургузом бушлате, в шапчонке. Я представился так: «Старший лейтенант Болотов». А она так: «Серафима Иосифовна». Танцевал с ней киевлянин Юрий Умильяновский. И она его спрашивает: «А где тот старший лейтенант в хромовых сапогах?». «На службе», - отвечает Юра. Через пару дней пришла к нам в часть. Любовь с первого взгляда. А 5 октября 1944 года Серафима забеременела. От службы ее освободили. Пошла учиться в мединститут. Родила дочь Таню. Брала с собой на лекции»...

ПО ТУ СТОРОНУ СЕКРЕТА

Спрошу его о параде 7 ноября 1941 года.
- Как минер-подрывник обеспечивал безопасность, - ответит он. – Надо ли объяснять, что означает обеспечивать безопасность парада, который принимал Сталин. Но в колонне не шел, поэтому участником не признают.
- Документы должны остаться.
- В военном билете у меня запись: участник войны с такого по такое. Только через 58 лет получил документы, в которых сказано, кем я был в то время. Сейчас увидите мою «секретную» биографию.
Он подходит к секретеру, достает тонкую папку. Здесь заявление Болотова начальнику главного управления кадров Министерства внутренних дел, в котором просит предоставить выписку из личного дела, которая бы подтверждала его службу в ОМСБОНе и участие в боевых действиях, в том числе в партизанском движении. Ответ из Российского государственного архива, датированный 2003-м годом: «В Центральном архиве МВД СССР... сведений на него (Болотова – В.Д.) не имеется...». И, наконец, третий документ. Читаю: «Совершенно секретно. Народный комиссариат государственной безопасности Союза ССР. Послужной список. Болотов Леонид Александрович...» И дальше – все, о чем рассказал мне Болотов, только здесь еще и номера приказов, даты, награды. Бегу глазами по строчкам. В разделе «Награды и поощрения» натыкаюсь на указ президиума Верховного совета СССР от 5.11.44 – орден «Красная Звезда» за образцовое выполнение спецоперации в тылу противника и проявленные при этом отвагу и мужество.
- Леонид Александрович, вы мне не говорили, что были в тылу врага.
- И не надо.
- Скажите! Столько лет прошло – все давно рассекречено.
Но молчит Болотов...
Благодарность за успехи в выполнении боевых оперативных заданий в тылу врага. Еще одна...
- Расскажите, за что? У вас же отличная память.
Нет ответа.
Читаю вслух последнюю страницу документа: «Морально устойчив. Политически развит. Идеологически выдержан. Бдителен. Умеет хранить военную тайну»...
Вот уж действительно, «умеет хранить»! До сих пор молчит как партизан...
- Но кому-то надо рассказать о том, что было, - делаю еще одну попытку я.
- Без меня расскажут, - отвечает Болотов и смеется...
«...Общее развитие хорошее. В работе исполнителен и аккуратен. Свое решение провести до конца в жизнь умеет. Дисциплинирован. Оказывает заботу и внимание к своим подчиненным. Требователен к себе. Специальная подготовка хорошая. Имеет опыт решения тактических задач в боевой обстановке. Неоднократно выполнял спецзадания командования по линии 4-го управления НКГБ СССР. С июня 42 по февраль 43 принимал участие в героической обороне Сталинграда. С 11.6.42 по 25.9.44 действовал в составе спецгруппы «Южная». В боевой обстановке ориентируется. Быстро и правильно принимает решения. За участие в героической обороне Сталинграда награжден медалью «За оборону Сталинграда». Физически здоров. В походах вынослив. Начальник штаба отряда майор Гомберг».
- Вот какой документ я получил спустя 58 лет, - говорит Болотов и счастливо улыбается...

МИРНАЯ ЖИЗНЬ

Эти 58 лет мирной жизни Болотова столь насыщены событиями, что впору книгу писать. Мои записи – лишь штрихи.
В июне 1945-го его вызвали к руководству – предложили учебу в высшей школе НКВД, говорили о подготовке нелегалов. Отказался: геолог, дескать, горный инженер, хотел бы вернуться к мирной жизни. Вызвали в СМЕРШ и спросили строго: «Почему отказался?». - «Потому что не хочу», - ответил он. Оставили в покое. Но мирная жизнь началась с того, что его пригласили в недавно организованное 1-е главное управление при Совмине СССР – будущий Среднемаш, который займется разработкой и изготовлением атомной бомбы. 26 октября 1945 года он был на приеме у начальника управления Бориса Львовича Ванникова. А в декабре Болотова уже командировали на единственный в то время урановый комбинат. Проработал там четыре года. Затем трудился в Главном управлении по добыче золота, платины, алмазов и серебра. В 1954-м, после ликвидации главка, стал помощником заместителя министра Министерства геологии СССР. В 1963-м образовался Всесоюзный институт экономики минерального сырья – Болотова назначили ученым секретарем института. В 1969-м защитил кандидатскую диссертацию, и работал там до 1 октября 1986 года. Затем его перевели в Центральный научно-исследовательский геологоразведочный институт заведующим лабораторией. А 1 ноября 1998 года проводили на пенсию – в возрасте 80 лет...
Все эти годы Болотов больше двух недель в Москве не бывал. Мотался по командировкам – по стране, по зарубежью: Китай и Вьетнам, Монголия и Корея, Афганистан и Иран, Ирак и Куба, Албания и Румыния, Болгария и Чехословакия, Германия и Польша.
- Ездил как геолог, - подчеркнет он.
И я, конечно, верю бывшему инженеру-взрывнику взрывного отряда ОМСБОН НКДВ СССР, умеющему хранить военную тайну...
Расскажет он и о параде Победы 24 июня 1945 года, в котором участвовал. И о парадах 9 мая 1995 и 9 мая 2000 годов. Шел он в праздничной колонне ветеранов 7 ноября в 2001 и в 2003 годах...
Время, между тем, неумолимо бежит. Угадав паузу в моих назойливых вопросах, Леонид Александрович несмело переводит стрелки:
- Меня вот что интересует... Хочу с вами насчет литературы... Вы будете мое стихотворение печатать?..
Тут-то до меня и доходит вся деликатность ситуации: Болотов думает, что я пришел болтать о поэзии!
Стараясь придать голосу непринужденную официальность, говорю:
- Наша газета литературных произведений не печатает: ни стихов, ни прозы.
Болотов растерян. Но вырезки из районной газеты со своими стихами подкладывает. Чувствую, в нем еще теплится надежда. Но я неумолим: мы о городском хозяйстве и о хороших людях пишем, а стихи и рассказы – не наш формат.
Болотов разочарован. Но держится стоически.
Чем бы отвлечь старика, думаю, и напоминаю о его обещании показать свои владения.
Болотов охотно соглашается...

СТРАСТЬ ГЕОЛОГА

Ведет меня по квартире, показывает и рассказывает. Вазы из Китая. Старинное зеркало, дореволюционное. Картины из Ленинграда...
- Откуда такая страсть?
- Не знаю. Всегда была...
Каждая вещица в его доме – метка для воспоминаний. Скажем, фигурка восточного человечка извлечет из памяти командировку в Китай. Минералы из Монголии заставят вспомнить еще одну главу жизни. Статуэтка из Румынии. Еще глава...
В коридоре стеллажи с книгами. Дореволюционное издание Брокгауза и Эфрона. Мемуары Гольдони. «Жизнь и приключения Андрея Болотова»...
Он протягивает каталог. Список приобретений 1986 года: Ювенал и Плавт, Сенека и Гораций, Овидий и Петрарка, Аристотель и Вольтер, Гете и Байрон, Даль и Геродот, Марциал и Катулл, Ларошфуко и Менандр, Радищев... Всего 67 записей, потрачено 1444 рубля, 50 копеек. Список 1987 года: Петроний и Гойя, Фукидид и Плутарх... 93 записи, 1695 рублей, 50 копеек.
- Как жена реагировала? – вырывается у меня.
- Жили на ее зарплату. Моя – уходила на все это...
Протягивает список пластинок. Симфонии Бетховена. «Паяцы» Леонкавалло. «Аида», «Травиата» и «Риголетто» Верди. «Пиковая дама» и «Евгений Онегин» Чайковского. «Фауст» Гуно. «Кармен» Бизе. «Борис Годунов» Мусоргского. «Князь Игорь» Бородина... Шопен. Григ. Моцарт... Гоар Гаспарян. Шаляпин...
- Музыкой увлекались?
- Музыку любил до безумия. Оперу и балет. Ходил с женой. Во время войны я редко бывал в Москве, да и билеты достать было тяжело, но когда приезжал, то мы часть хлеба отдавали за билеты. Из Большого театра в свою часть до Щербаковской шел пешком. И после войны во время редких приездов старался сходить с Серафимой в театр. Застал Михайлова, Лемешева, Козловского, Пирогова, Рейзина. Плисецкая только начинала. У меня проигрыватель еще живой. И пластинки. И сейчас, когда слышу хорошую музыку, то останавливаюсь и слушаю. По «Культуре» слушаю все оперы. А халтуру ненавижу...
Показывает фотографии: жена Серафима, дочь Татьяна, внучка – Лена и правнучка Оля, ей скоро четыре будет...
Серафима Иосифовна, первая и последняя его любовь, умерла. Он с той поры месяцы считает – в день нашего знакомства сказал: «Три года и два месяца прошло». Серафима дожила до 78 лет. Ему в июле 86 исполнится. За всю жизнь дважды был на бюллетене: с аппендицитом и воспалением легких. Дед его прожил 105 лет. Отец – 95. «Если бы в 1946 году бандиты не ударили его по голове, то он бы тоже прожил больше ста лет, - скажет Болотов. - В 1946 году отца назначили директором подсобного хозяйства в Кинешме. Однажды пришел проверять склады, и его сзади ударили. Врачи считали, что не выживет. А он выжил. Крепкий был»...

ЖИЗНЬ В ЧЕТЫРНАДЦАТИ СТРОКАХ

Делаю последнюю попытку убедить Болотова раскрыть «военную тайну». Он непреклонен. Киваю на книгу Судоплатова: «Леонид Александрович, а почему бы и вам ни сесть за мемуары?». Он в ответ: «Разве представляет интерес жизнь простого человека?». Спровоцировал-таки на пафос: разражаюсь тирадой, дескать, жизнь того, кого он назвал «простым человеком», много интересней, чем биография чиновника, возомнившего себя политиком – вон, сколько их на книжных полках пылится.
Он согласно кивает: «Да, я много видел, во многом участвовал». И уже перед дверью делает замечательное признание: «Я считаю себя самым счастливым человеком. Выжил в страшной войне. Как будто меня кто-то хранил. Минирование – тяжелая работа. На Курской дуге мы ставили фугасы – для этого нужно было не раз пройти по минным полям немцев. Проходы для наших танков в минных полях делали постоянно. Смерть – на каждом шагу: знаменитые «усы» - мины с растяжками, прыгающие мины... Но я уцелел. И вот, живу! Значит, я самый счастливый человек»...
Позвонил ему накануне дня Победы. Поздравил. А он мне кричит в трубку: «Мне книгу подарили! Называется «История геологической службы России (1700-2000 гг.) Персоналии». Тираж – 1000 экземпляров. 663 страницы. Там, на 68-й странице про меня, Болотова Леонида Александровича» - «Что пишут?» - «Пишут, что я у истоков создания атомной промышленности стоял и участвовал в составлении и реализации планов геологоразведочных работ по отдельным видам ископаемых по регионам и стране в целом. А еще сказано, что я был помощником министра Антропова Петра Яковлевича... Четырнадцать строк!»...
И я подумал: вот и появился еще один документ – помимо «совершенно секретного» – удостоверяющий, что «простой человек» Леонид Болотов прожил жизнь, достойную того, чтобы о ней знали другие. И еще я вспомнил его слова при прощании: «Я свое дело сделал»...
Василий ДВОРЫКИН
(«Московская среда», № 25, 7-13 июля, 2004)





Обратные ссылки на эту запись [ URL обратной ссылки ]

Обратных ссылок на эту запись нет

Новые комментарии