Создать свою тему оформления
1
… ранний подъём… чай без аппетита… пустынная в предновогоднюю субботу кольцевая… знакомая тягомотина в аэропорту…
и вот, наконец – самолёт оторвался от полосы.
До Парижа всё прошло спокойно. На выходе из самолёта вся толпа рванула на паспортный контроль, а нас стрелка направила в другую сторону – на трансфер. И тут же тормознули полицаи – укутанные в ушанки и тёплые куртки две тёмные женщины и мужик: все крупные, с внушительными кобурами на поясах. Антитерроризм! Проверили паспорта и билеты и направили … на автобус. Увы: терминалы очень далеко разнесены и более разумного способа перемещаться между ними мы так и не узнали. К счастью, время не поджимало.
У дверей к автобусу моё сердце заныло от зависти: кусты были празднично украшены Дедом Морозом! -6 в Париже – отнюдь не повседневное явление даже под Новый Год, а ведь ещё за день или два до этого там было +8… Я яростно завидовал местным фотографам, которые, несомненно, в такую погоду толпами снимали зимние шедевры на берегу Сены или в Булонском лесу. Я же только сумел нехило подкормить мегафон, сняв на Windows Phone полускрытый в тумане самолёт и благополучно забыв, что эти фотографии тут же злорадно за немалые бабки отправились в облако по роуминговому интернету…
На входе в другой терминал нас тщательно обыскали – будто мы не вышли только что из самолёта, а перелезли через забор из арабского пригорода. Даже заставили Вовку попить из бутылочки: а вдруг под видом детской смеси – нитроглицерин?
Увы, спешили мы напрасно: хотя по расписанию должна была начаться посадка, рейс задерживался (козлы первый раз!). Полоса обледенела!
Впрочем, у меня было подозрение, что дело частично в другом. На табло после нашего рейса горели жалкие пара строчек: очевидно, мощные французские профсоюзы не могли допустить, чтобы трудящиеся слишком поздно оказались дома, у столов с кальвадосом и арманьяком. Одна за другой закрывались лавки в Duty Free, аэровокзал пустел на глазах. Думаю, и водители машин для расчистки полосы уже наслаждались дома праздничным столом.
Мы перекусили в Starbuck’s: недёшево, но кофе был ожидаемо неплох, а главное – его было, как и положено, МНОГО!
Наконец, объявили посадку. В пустом уже (кроме наших ворот) терминале нас вежливо пустили без очереди, и (козлы второй раз!) предложили оставить коляску у стойки. «Вам её выдадут прямо у трапа в Гаване». В Питере коляску отобрали прямо у входа в самолёт – но дурных предчувствий пока не было: солидная же компания, AirFrance!
К сожалению, посадкой в салон всё и ограничилось. Боинг (кстати, почему? Непатриотично же!) и не думал запускать двигатели. Вовка поспал минут 40, проснулся и потребовал ходить. Однако как раз тут загорелось «пристегните ремни». Взлёт он ещё перенёс с некоторым пониманием, да вот только почти сразу после еды нас начало потряхивать, и замученные инструкциями проводники ни в какую не давали его хотя бы передавать с рук на руки – а требовали держать пристёгнутым. Это была пытка.
Когда турбулентность, наконец, отпустила – мы накрутили с ним несколько десятков кругов по салону. К счастью, в 777-м с его двумя проходами кое-как можно ходить – даже если стюарды что-то разносят в это время.
… всё хорошее (а так же и не очень) когда-нибудь да кончается. Часа в 4 утра 2017-го года ленинградского времени – а по Гаване в 8 вечера 2016-го – под нами неярко объявились огни кубинской столицы. Прилетели мы с опозданием больше, чем на два часа. Но напрасно я считал, что самое плохое позади! Паспортный контроль и таможню мы прошли без особых проблем. Этот зал аэропорта чем-то неуловимо напоминал мне если не Омск 1989-го, то, как минимум, Домодедово того же года. Порадовал персонал: в основном молодые женщины, не худышки, самых разных цветов и оттенков – в форменных мини-юбках и (зима же!) в замечательных ажурных колготках по нашей моде года этак 1995-го. Они дружно улыбались Вовке, и не выносили мозг нам. Наконец – все формальности позади, и перед нами уже крутится вполне современная лента выдачи багажа, на которой утло катались 5-7 сумок. Катались… катались… катались… Было ощущение, что грузчик в Гаване один, и он пешком носит чемоданы – тоже по одному – из нашего боинга. Толпа не рассасывалась больше часа. Скупо падающие сверху с интервалом минут в десять чемоданы даже не зажигали проблесков надежды: не верилось, что там будут наши, которые – конечно же! – никто не перегрузил в предновогоднем Париже.
Глаза мозолил большой красный чемодан, очень похожий на наш – я даже снял его с ленты – но, уставший за 20 часов дороги решил, что у нашего не было кодового замка – у этого, увы, он был.
Олю с Вовкой я отправил менять деньги, чтобы не возникло проблем с такси. Ребят оставил рядом: одному с тремя здоровыми чемоданами и коляской справиться было бы нелегко. Пацаны уже с трудом держались на ногах, и по большей части сидели на полу, опираясь на стену.
Спустя час с небольшим я увидел нашу сумку! Ошибки быть не могло: жёлтая, старая, немодная – подобных вряд ли можно встретить даже и в Гаване. Мы стащили её с ленты, и я, скрепя сердце (200 руб. штука!), отправил Оле СМС с предложением взять детей и чемодан – с тем, чтобы я приехал потом с двумя оставшимися. Она отказалась.
Толпа тем временем, хоть и медленно, но таяла. Наконец, на исходе второго часа ожидания, вывалилась и вторая наша сумка. Тут уж я настоял на своём: СМСнул, чтобы Оля ждала детей с сумками на выходе из таможенного коридора. Проводил их до очередной красотки в ажуре – и отправился ждать третий чемодан и коляску. Минут 5-10 я тупо следил за лентой – пока сомнения не одолели меня. Народу рядом уже почти не было – а здоровый красный чемодан всё так же продолжал наматывать круги. Я решительно сдёрнул его! … но тут же опять засомневался: «нет, наш чуть другой!». И всё же решил расстегнуть молнию. Чёрт! Там лежала наша детская одежда! А кодовый замок, столь смутивший меня поначалу – просто декоративно украшал чемодан: мы его никогда не запирали, вот я и решил, что на НАШЕМ чемодане такого замка быть не должно. Не было только коляски – но не было и сил ждать её. Я ещё рыпнулся с вопросами, и меня даже куда-то направили… но коляски не было. Было очевидно, что афрофранцузы в Шарль-де-Голле её попросту забыли на полу у стойки.
Я вышел к Оле и детям – она всё-таки так никуда и не поехала. Вовка мирно спал: в Питере было время самого крепкого, утреннего сна. И тут нас ждал очередной приятный сюрприз: на такси тянулась длинная и весьма малоперспективная очередь. Я не выдержал и буквально заставил Олю идти со спящим Вовкой на руках к распорядителю – который, надо сказать, не подкачал, и позвал нас ко второй подъехавшей машине. Это был чудовищный голубой американец 53-го года: без половины стёкол в дверях, рихтованный по всему кузову вручную, с непонятно чем вместо подвески, с незапирающимся багажником, в котором прятался здоровенный неродной топливный бак с открытой и воняющей горловиной… из-за этого бака одна сумка не влезла в немаленький багажник, и мы просто положили её на колени детям. Но всё это было ерунда по сравнению с фактом, что до вожделенного ночлега остались какие-то 18 км. “dieciséis y D” – сказал я водителю. Тот кивнул, и наш рыдван, рыча, изрыгая вонючий чёрный выхлоп, качаясь и гремя всеми деталями на малейших неровностях – потащился в жаркую кубинскую ночь. Однако водитель был явно озабочен. “dieciséis y D”? - недоверчиво переспросил он. Я напрягся, вспоминая страницу самоучителя с числительными. Секунд 40 спустя до меня дошло: «diecisiete y D»! – завопил я. «diecisiete»! Водитель просветлел. Дело в том, что 16-я улица не пересекается с Д – вернувшись домой, я проверил этот факт на картах Гугля. Ввиду отсутствия навигаторов на Кубе – приличный гаванский таксист держит карту города в голове.
На подъезде к точке водитель на всякий случай спросил номер дома у местных, справляющих Новый Год на открытой веранде. Они подтвердили, что номер 507 находится прямо на углу. Т.к. «Д» - односторонняя, водитель не стал мучать своего одра лишними движениями, а «дал задом на перекрёстке». “Noches!” – окликнул он сидевших под ёлкой женщин. “Numero 507?” – “Si” – к нам не спеша двинулась красивая, представительная женщина. «Хосе?» - назвал я имя хозяина нашей квартиры, с которым общался по имейлу. «Он спит» - ответила мне она на чистом русском. «Идёмте – я вам открою. Меня зовут Ирина».
…. Спустя минут 7 мы все уже дрыхли. Мучения закончились.
и вот, наконец – самолёт оторвался от полосы.
До Парижа всё прошло спокойно. На выходе из самолёта вся толпа рванула на паспортный контроль, а нас стрелка направила в другую сторону – на трансфер. И тут же тормознули полицаи – укутанные в ушанки и тёплые куртки две тёмные женщины и мужик: все крупные, с внушительными кобурами на поясах. Антитерроризм! Проверили паспорта и билеты и направили … на автобус. Увы: терминалы очень далеко разнесены и более разумного способа перемещаться между ними мы так и не узнали. К счастью, время не поджимало.
У дверей к автобусу моё сердце заныло от зависти: кусты были празднично украшены Дедом Морозом! -6 в Париже – отнюдь не повседневное явление даже под Новый Год, а ведь ещё за день или два до этого там было +8… Я яростно завидовал местным фотографам, которые, несомненно, в такую погоду толпами снимали зимние шедевры на берегу Сены или в Булонском лесу. Я же только сумел нехило подкормить мегафон, сняв на Windows Phone полускрытый в тумане самолёт и благополучно забыв, что эти фотографии тут же злорадно за немалые бабки отправились в облако по роуминговому интернету…
На входе в другой терминал нас тщательно обыскали – будто мы не вышли только что из самолёта, а перелезли через забор из арабского пригорода. Даже заставили Вовку попить из бутылочки: а вдруг под видом детской смеси – нитроглицерин? Увы, спешили мы напрасно: хотя по расписанию должна была начаться посадка, рейс задерживался (козлы первый раз!). Полоса обледенела!
Впрочем, у меня было подозрение, что дело частично в другом. На табло после нашего рейса горели жалкие пара строчек: очевидно, мощные французские профсоюзы не могли допустить, чтобы трудящиеся слишком поздно оказались дома, у столов с кальвадосом и арманьяком. Одна за другой закрывались лавки в Duty Free, аэровокзал пустел на глазах. Думаю, и водители машин для расчистки полосы уже наслаждались дома праздничным столом.
Мы перекусили в Starbuck’s: недёшево, но кофе был ожидаемо неплох, а главное – его было, как и положено, МНОГО!
Наконец, объявили посадку. В пустом уже (кроме наших ворот) терминале нас вежливо пустили без очереди, и (козлы второй раз!) предложили оставить коляску у стойки. «Вам её выдадут прямо у трапа в Гаване». В Питере коляску отобрали прямо у входа в самолёт – но дурных предчувствий пока не было: солидная же компания, AirFrance!
К сожалению, посадкой в салон всё и ограничилось. Боинг (кстати, почему? Непатриотично же!) и не думал запускать двигатели. Вовка поспал минут 40, проснулся и потребовал ходить. Однако как раз тут загорелось «пристегните ремни». Взлёт он ещё перенёс с некоторым пониманием, да вот только почти сразу после еды нас начало потряхивать, и замученные инструкциями проводники ни в какую не давали его хотя бы передавать с рук на руки – а требовали держать пристёгнутым. Это была пытка.
Когда турбулентность, наконец, отпустила – мы накрутили с ним несколько десятков кругов по салону. К счастью, в 777-м с его двумя проходами кое-как можно ходить – даже если стюарды что-то разносят в это время.
… всё хорошее (а так же и не очень) когда-нибудь да кончается. Часа в 4 утра 2017-го года ленинградского времени – а по Гаване в 8 вечера 2016-го – под нами неярко объявились огни кубинской столицы. Прилетели мы с опозданием больше, чем на два часа. Но напрасно я считал, что самое плохое позади! Паспортный контроль и таможню мы прошли без особых проблем. Этот зал аэропорта чем-то неуловимо напоминал мне если не Омск 1989-го, то, как минимум, Домодедово того же года. Порадовал персонал: в основном молодые женщины, не худышки, самых разных цветов и оттенков – в форменных мини-юбках и (зима же!) в замечательных ажурных колготках по нашей моде года этак 1995-го. Они дружно улыбались Вовке, и не выносили мозг нам. Наконец – все формальности позади, и перед нами уже крутится вполне современная лента выдачи багажа, на которой утло катались 5-7 сумок. Катались… катались… катались… Было ощущение, что грузчик в Гаване один, и он пешком носит чемоданы – тоже по одному – из нашего боинга. Толпа не рассасывалась больше часа. Скупо падающие сверху с интервалом минут в десять чемоданы даже не зажигали проблесков надежды: не верилось, что там будут наши, которые – конечно же! – никто не перегрузил в предновогоднем Париже.
Глаза мозолил большой красный чемодан, очень похожий на наш – я даже снял его с ленты – но, уставший за 20 часов дороги решил, что у нашего не было кодового замка – у этого, увы, он был.
Олю с Вовкой я отправил менять деньги, чтобы не возникло проблем с такси. Ребят оставил рядом: одному с тремя здоровыми чемоданами и коляской справиться было бы нелегко. Пацаны уже с трудом держались на ногах, и по большей части сидели на полу, опираясь на стену.
Спустя час с небольшим я увидел нашу сумку! Ошибки быть не могло: жёлтая, старая, немодная – подобных вряд ли можно встретить даже и в Гаване. Мы стащили её с ленты, и я, скрепя сердце (200 руб. штука!), отправил Оле СМС с предложением взять детей и чемодан – с тем, чтобы я приехал потом с двумя оставшимися. Она отказалась.
Толпа тем временем, хоть и медленно, но таяла. Наконец, на исходе второго часа ожидания, вывалилась и вторая наша сумка. Тут уж я настоял на своём: СМСнул, чтобы Оля ждала детей с сумками на выходе из таможенного коридора. Проводил их до очередной красотки в ажуре – и отправился ждать третий чемодан и коляску. Минут 5-10 я тупо следил за лентой – пока сомнения не одолели меня. Народу рядом уже почти не было – а здоровый красный чемодан всё так же продолжал наматывать круги. Я решительно сдёрнул его! … но тут же опять засомневался: «нет, наш чуть другой!». И всё же решил расстегнуть молнию. Чёрт! Там лежала наша детская одежда! А кодовый замок, столь смутивший меня поначалу – просто декоративно украшал чемодан: мы его никогда не запирали, вот я и решил, что на НАШЕМ чемодане такого замка быть не должно. Не было только коляски – но не было и сил ждать её. Я ещё рыпнулся с вопросами, и меня даже куда-то направили… но коляски не было. Было очевидно, что афрофранцузы в Шарль-де-Голле её попросту забыли на полу у стойки.
Я вышел к Оле и детям – она всё-таки так никуда и не поехала. Вовка мирно спал: в Питере было время самого крепкого, утреннего сна. И тут нас ждал очередной приятный сюрприз: на такси тянулась длинная и весьма малоперспективная очередь. Я не выдержал и буквально заставил Олю идти со спящим Вовкой на руках к распорядителю – который, надо сказать, не подкачал, и позвал нас ко второй подъехавшей машине. Это был чудовищный голубой американец 53-го года: без половины стёкол в дверях, рихтованный по всему кузову вручную, с непонятно чем вместо подвески, с незапирающимся багажником, в котором прятался здоровенный неродной топливный бак с открытой и воняющей горловиной… из-за этого бака одна сумка не влезла в немаленький багажник, и мы просто положили её на колени детям. Но всё это было ерунда по сравнению с фактом, что до вожделенного ночлега остались какие-то 18 км. “dieciséis y D” – сказал я водителю. Тот кивнул, и наш рыдван, рыча, изрыгая вонючий чёрный выхлоп, качаясь и гремя всеми деталями на малейших неровностях – потащился в жаркую кубинскую ночь. Однако водитель был явно озабочен. “dieciséis y D”? - недоверчиво переспросил он. Я напрягся, вспоминая страницу самоучителя с числительными. Секунд 40 спустя до меня дошло: «diecisiete y D»! – завопил я. «diecisiete»! Водитель просветлел. Дело в том, что 16-я улица не пересекается с Д – вернувшись домой, я проверил этот факт на картах Гугля. Ввиду отсутствия навигаторов на Кубе – приличный гаванский таксист держит карту города в голове.
На подъезде к точке водитель на всякий случай спросил номер дома у местных, справляющих Новый Год на открытой веранде. Они подтвердили, что номер 507 находится прямо на углу. Т.к. «Д» - односторонняя, водитель не стал мучать своего одра лишними движениями, а «дал задом на перекрёстке». “Noches!” – окликнул он сидевших под ёлкой женщин. “Numero 507?” – “Si” – к нам не спеша двинулась красивая, представительная женщина. «Хосе?» - назвал я имя хозяина нашей квартиры, с которым общался по имейлу. «Он спит» - ответила мне она на чистом русском. «Идёмте – я вам открою. Меня зовут Ирина».
…. Спустя минут 7 мы все уже дрыхли. Мучения закончились.
